Четверо из России
Шрифт:
Но мы твердо решили спасти раненого. Я обегал и притащил две жерди. На них мы натянули плащ-палатку, подобранную у самолета и перенесли летчика в камыш. В камыше пришлось сидеть дотемна. Выходить отсюда Никонов не разрешал. Комары поднялись из своих дневных убежищ и жалили немилосердно.
– Вынесите меня отсюда, а то комары съедят, – последовало, наконец, новое распоряжение.
Мы вынесли летчика на простор. На лугу легче дышалось, да и комаров стало меньше. Ночь была ясная, лунная. Полярная звезда спокойно мерцала. На востоке всходили Стожары.
– А разжечь костер
– Ни в коем случае, – откликнулся Никонов.
– Да тут никого нет…
– Как знать…
И в самом деле вскоре вдалеке замаячило что-то черное, потом до нас донеслись голоса. По лугу шли люди.
– Неужели сюда? – чуть выдохнул я, решив, что если мы их видим, то и они нас видят.
В небольшой группе уже можно было различать отдельных людей, когда от нее отошел человек и медленно направился к нам. Не доходя метров пяти, он клацнул затворам винтовки:
– Кто здесь?
Мы притаились и сидели ни живы, ни мертвы.
– Отвечайте, кто вы? – снова спросил тот же голос.
– Макарычев, кто там? – окликнули издалека.
Макарычев! И тут я понял, что это, должно быть, партизаны. Ведь просила же нас Анфиса Дмитриевна кланяться мужу Федору Макарычеву. Я закричал:
– Товарищ Макарычев, мы свои… Ей-богу, свои! С нами есть еще раненый летчик.
Огромная тень шагнула к нам, и мы увидели перед собой высокого, грузного человека с винтовкой наперевес. Он быстро оглядел всех и крикнул товарищам:
– Это – мальчишки… Идите сюда, тут раненый.
Подошли еще два партизана.
– Где вы его подобрали? – спрашивал Макарычев. – Когда? А сами откуда? – И узнав, что мы бежим из Германии, приказал двум парням, пришедшим с ним, взять раненого. Все вместе мы зашагали по едва видной тропинке к лесу.
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
– О, я буду вас обвинять, не беспокойтесь! – резко сказал прокурор.
Макарычев ввел нас в темную, пропахшую дымом землянку, привычным движением нащупал лампу и чиркнул спичкой. Мы увидели бритое лицо с твердыми губами, с ожогом во всю щеку. Партизан вывернул фитиль, угрюмо усмехнулся:
– Чтобы черт подрал этих фрицев!
– А где же Никонов? – забеспокоилась Белка.
– Унесли в санчасть. Доктор сейчас над ним колдует…
– У вас есть санчасть? И доктор? – изумилась Белка.
– У нас все есть, – по-прежнему угрюмо усмехнулся Макарычев. – Вот только света нет. Думали, движок поставим, да Сват не разрешил. Говорит, мы и без света проживем, а движок – он демаскировать будет…
– А почему Сват? Фамилия такая? – удивился Димка.
Угрюмое лицо Макарычева прояснилось, губы дрогнули, и он оглушительно захохотал, наполнив смехом всю землянку. Я никогда еще не слышал такого богатырского смеха:
– Хах-ха-ха! Так это ж забавная история! Дело было еще зимой сорок первого. Поймали мы раз ночью на дороге одного богатого мужика. Ехал на тройке с бубенцами, под полой четверть самогона. «Стой! – закричали мы и обступили лошадей. – Куда едешь?»—«На свадьбу». –
– Сват приехал… Сват…
А Николай Васильевич дает им четверть самогона и идет в дом. Фюслер сидит уже хмельной в переднем углу, рядом с ним бледная невеста и еще человек пять немцев.
– О, сфат! Сфат! – старается подняться на ноги жених.
– У немцев для меня – ни свата, ни брата, – отвечает Николай Васильевич, да как врежет в Фюслера из автомата, так тот и свалился под стол. Мы перебили остальных фашистов, схватили невесту и прикатили в лагерь. До сих пор она у нас в санчасти работает. Так и пошло – Сват да Сват. Немцы огромную награду за его голову назначили, да дудки! Никто не может поймать Свата.
– А мы его увидим? – живо спросила Белка.
– Увидите, – ответил Макарычев. – Ложитесь, утро вечера мудренее. Ты тут ложись, – указал он Белке на топчан, – а вы – тут.
– Дядь Федя… – начал было я.
– А ты откуда знаешь, как меня зовут?
– Да нас же к вам направила ваша жена Анфиса Дмитриевна. Просила кланяться.
– Вон оно что, – обрадовался Макарычев. – Ну как она там?
Мы рассказали, как подслушали разговор Анфисы Дмитриевны с полицаем. Я упомянул о том, что немцы собираются наступать на партизан и если Макарычев не будет в понедельник дома, то его жену повесят. Партизан на минуту посерьезнел, попросил повторить слова жены и наконец проговорил:
– Молодец, Фиска! Ей-богу молодец!
Мы впервые спали так хорошо, что не видели никаких снов. На следующее утро к нам пришел Макарычев и поздоровался:
– С добрым утром, партизаны! Вас требует к себе командир.
На дворе уже вовсю светило солнышко. Осенний лес купался в его лучах. Рядом с землянкой, в которой мы спали, приподнимали почву, как грибы, другие жилища партизан.
– Вот сюда! – показал нам Макарычев на землянку, из трубы которой поднимался дымок.
Мы вошли, и – как вам изобразить, что произошло потом?
– Папа! – крикнул я.
Да, за столом сидел мой отец! Он был тщательно побрит, в ладной гимнастерке, по которой пролегала портупея.
– Что такое? – не верил глазам отец. – Вася?
Я прижался к отцу. От его гимнастерки пахло дымом, как и у нас в землянке.
– Да как ты здесь? Что за чудо? Я кивнул на Димку:
– А его узнаешь?
Отец долго смотрел на Димку, недоуменно спрашивал:
– Димка? Да, Димка! Такой взрослый, я и не узнал. Вполне можно брать в армию. Сколько тебе лет?