Четверо из России
Шрифт:
– А эту девочку ты не знаешь, – указал я на Белку, которая сидела в углу и смотрела на нас. – Это самая лучшая девочка на свете. Белка.
– Неужели? – рассмеялся отец. – Что на белку она похожа, это верно. Но только как ее все-таки зовут?
– Нюра, – откликнулась Белка. – У меня много имен. Ребята все говорят: Белка да Белка, а в Германии меня звали Анхен…
– Ты что, была в Германии? – удивился отец.
– Да мы все из Германии, папа! Пробыли там месяца три, – вмешался я.
У нас начался длинный разговор, который я не собираюсь здесь передавать, так как читателю
– А мы знаем, – склонив голову, улыбалась Белка. – Знаем, как вы в сваты попали…
– Откуда же? – смеялся отец.
– Это все Макарычев, – влюбленными глазами смотрел я на отца. – Он очень хорошо к тебе относится.
Отец рассказал нам, что в первые же месяцы войны попал раненым в плен. Оттуда бежал, в скором времени стал командиром партизанского отряда. Один из первых, с кем он познакомился, и был Макарычев. Это очень отважный партизан, большой специалист по подрывным работам. Только раз у него получилась неудача: он мудрил что-то со взрывчаткой, которую доставали из неразорвавшихся немецких авиабомб, и сильно ожег щеку…
Наш разговор неожиданно прервали. Явился радист, подал отцу радиограмму. Он быстро поднялся с места, приказал:
– Макарычева ко мне!
В радиограмме предлагалось отряду Свата сегодня ночью выступить на дорогу Полоцк – Витебск и перерезать ее. Мы сразу же подумали: значит, нам поверили и наша радиограмма достигла цели.
– Ну, Федя, начинается! – радостно проговорил отец. – Приготовься и с полудня двигай!
Макарычев убежал к своим подрывникам. После обеда они выстроились перед землянкой отца. Он еще раз тщательно посмотрел, как обмундированы партизаны, проверил – не гремит ли что в их снаряжении, и они отправились по лесной тропинке.
– Мы тоже пойдем с ними, – ходил по пятам отца и клянчил я.
– Никуда не пойдете! – отрезал он. – Сидите пока в землянке.
Целый день мы таскались по всему лагерю, смотрели, как работают женщины в прачечной, как орудует в своей землянке радист, и Димка даже начал ему помогать. Потом были в санчасти, где Белка сидела у постели Никонова и говорила с Настей, той самой маленькой «невестой» Фюслера. А дальше – совсем неожиданно оказались у землянки, в дверях которой стоял часовой. Я спросил, что он охраняет, но часовой промолчал, а бежавший мимо партизан крикнул, что здесь находиться нельзя и нам нужно убираться подобру-поздорову.
Как же, не на тех напал! Мы хотели все-таки знать, что охраняет часовой! Отошли немного в сторону, сели и стали смотреть на строгого парня с автоматом на груди.
И – дождались. Часовой открыл дверь землянки. Из нее вышел высокий человек в распоясанной рубахе и тяжело зашагал к дощатой маленькой уборной. Часовой с автоматом на изготовку проводил его, остановился ждать…
Мы подошли ближе. И вот, когда арестованный возвращался в землянку, увидели здоровый нос и на носу здоровенные роговые очки. Это был Белотелов!
– Генрих! – невольно воскликнул я.
Белотелов быстро обернулся, увидел нас и, согнувшись, почти бегом исчез в землянке.
Мы пришли к отцу и спросили, что за птицу держит он под охраной?
– Черт его знает! Подозрительный тип! Ходил
– Эх, ты – подозрение! Да это же самый настоящий шпион! Ты помнишь, я тебе писал о Золотой Долине?
– Так это тот самый? – сказал в раздумье отец. – Часовой, немедленно ко мне Белотелова!
Когда Белотелов вошел и тяжело сел, жалкая улыбка сморщила его лицо.
– Итак, господин Белотелов, вы, оказывается, еще не все мне сказали. Сын утверждает, что вы работали в комендатуре у немцев в Острогорске. Так или не так?
– Так… Но поймите, гражданин начальник, не мог я вам этого сказать. Как советский человек…
– Да какой ты советский! – не выдержал я. – Ты – фашист! Генрих Паппенгейм – советский человек!
Отец остановил меня, велел пойти прогуляться. Я вышел из землянки и стал ждать, чем кончится допрос Белотелова.
Долго-долго не выходил Генрих Паппенгейм. Наконец, появился. Часовой на этот раз держал его под дулом автомата.
Улыбающийся и такой хороший, такой чудесный папка похвалил нас и убежал куда-то. Скоро в лагере часто-часто зазвонили в чугунную рельсу. Вооруженные партизаны собирались и выстраивались на линейке. Вышел откуда-то отец со своими командирами, те стали во главе отрядов и бесшумно исчезли в лесу.
– Вы оставайтесь здесь, – нагнулся к нам отец. – Настя! Посмотри за ребятами.
Из санчасти появилась «невеста» Фюслера и забрала нас в свою землянку.
– Что это с нами, как с маленькими, обращаются? – бурчал Димка.
– Подумаешь, какой большой! – усмехнулась Белка. А я, хоть и был согласен с Димкой, подумал, что отец всегда остается отцом: после стольких лет разлуки никто не согласится потерять единственного сына.
РАСПЛАТА
Где-то в глубине его души лежала непоколебимая твердость. Он упрямо повторял самому себе, что все доступное другим мужчинам, должно стать доступным и ему. Эта мысль преследовала его, как бред, и он часто заговаривал об этом со своими спутниками.
Ожидание стало невыносимым. Мы сидели у Насти уже добрых три часа, а от партизан ни слуху ни духу. Не было ни моего отца, ни Макарычева.
Наконец Димка, выходивший из землянки, вскочил к нам и прокричал:
– Взрыв! Ей-богу, взрыв!
Мы выбежали из землянки, прислушались. Ни гу-гу!
– Тебе, наверно, почудилось, – сказал я. – Так часто бывает: чудятся какие-то взрывы и вообще…
– Ничего не почудилось, – упрямо твердил свое Димка. – Сейчас как ахнет вон там, вдали! Да как же вы не слышали?