Четверо с базарной площади
Шрифт:
Щербатый вел его не прямым путем, а все время петляя, сворачивал то в один, то в другой переулок. Будто бы за год Слива не изучил город!
Но пока шли центром, Слива безошибочно определял названия улиц, а уже на татарке — это Слива еще заметил — ему пришлось ориентироваться по случайным приметам. Кривые и темные улицы татарки были незнакомы Сливе. Их как свои пять пальцев знал Фат. И когда щербатый у чьей-то калитки сбросил мешок на землю, Слива тут же запомнил, чтобы сообщить Фату: «Свернули
— Вот и вся недолга! — весело объявил щербатый, помогая Сливе освободиться от ноши, тяжесть которой удесятерилась за полтора часа ходьбы. — То-то обрадуется тетушка!
Он легонько постучал щеколдой.
Невидимая, отворилась дверь.
— Те-тя! — позвал щербатый.
— Сейчас, сейчас… — ответил мужской голос.
Калитка открылась, и, готовый к любым неожиданностям, Слива увидел перед собой торгаша, что недавно предлагал французские подштанники.
— А тетя где? — спросил щербатый.
— Уехала на денек… Свояченица заболела что-йт…
— Сеструха ваты прислала на одеяло да кое-что из тряпок — я и не глядел даже.
— А этот герой откуда? — кивнул торгаш на Сливу.
— Это помощник! Золотой парень! — Щербатый похлопал Сливу по макушке. — Приболел малость.
— Ботинки что-то расшнуровались… — глубокомысленно известил его Слива и, отойдя к бревну у завалинки, стал тщательно зашнуровывать ботинки. Идея Фата все же пригодилась — хоть для маскировки.
— Ну, давай… — сказал торгаш.
— Ты подожди, я мигом, — бросил щербатый Сливе.
И как только закрылась за ними сенная дверь, Слива метнулся сначала к окну, потом к открытой калитке, но войти во двор не решился. Однако последнюю фразу, сказанную щербатым уже на выходе, Слива услышал.
— Гляди, не считаю, — сказал щербатый.
Слива отскочил к бревну и в мгновение ока покончил со шнуровкой.
— Тете привет! — сказал щербатый на прощание.
— Кланяйся своим, — отозвался торгаш.
— Порядок? — спросил щербатый у Сливы.
— Порядок, — сказал Слива.
— Ну, идем по малой. Дорогу домой знаешь?
— Нет.
— На вот тебе пятерик, — сказал щербатый, не останавливаясь и подавая Сливе пятерку, когда они опять свернули около трансформаторной будки. Слива, не дрогнув ни одним мускулом, сунул пятерку в карман.
— Спасибо…
— А чо спасибо? Ты свое заработал! И вот еще что: парень ты, я гляжу, сообразительный — мы с тобой сдружимся еще! Особо не болтай про деньги: где заработал, за что… Отец есть?
— Есть…
— Как он? Лупит?
— Лупит, — соврал Слива из-под челки.
— Ну, вот! Чтоб ни тебе, ни мне. А то, знаешь, как
— Понял, — сказал Слива.
— Ну и лады! — Щербатый весело засмеялся и зашагал быстрее, насвистывая: «Шаланды полные кефали…»
Потом остановился.
— Ну, прощевай пока. Сейчас тебе прямо, через два квартала налево, опять прямо — там до базара рукой подать. Дойдешь?
— Дойду, — сказал Слива, который давно уже сориентировался, где находится бывший монастырь.
Возможно, щербатый и не запутывал его, а просто выбирал дорогу побезлюднее.
Генкина догадка начинает подтверждаться
Фат стал предусмотрительным: отправляясь на дежурство у дома Дроли, надел ватные брюки, старый, залатанный на локтях свитер и взял с собой для подстилки брезентовый мешок — теперь можно было валяться в огороде хоть до утра.
Степная улица просматривалась насквозь — из конца в конец.
Фат прикинул: если кто-то решит навестить Дролю, пока еще светло, он не станет пробираться огородами, а подойдет с улицы, чтобы не обращать на себя внимания — мало ли кто и к кому ходит… Поэтому до темноты он наблюдал за калиткой дома № 8 со стороны Степной, прогуливаясь около палисадников на расстоянии двух кварталов от Дролиных владений.
Небо заволокло рваными тучами, и стемнело раньше обычного.
Фат осторожно выбрался на пустырь.
Разок пришлось шлепнуться носом в землю, когда выскочила в просвете между тучами молодая луна.
Потом опять стало темно.
Фат пробрался на свое место и устроился почти по-домашнему: тепло, уютно, можно бы даже поспать…
Быстро или медленно шло время — Фат не мог бы сказать. Время давало о себе знать единственный раз — когда гасла электрическая лампочка у дальних выселков.
Когда дежурили вместе с Генкой, не так чувствовалось одиночество, хотя они и не могли в случае надобности помочь друг другу.
Фат не поверил своим глазам, когда в конце огородов со стороны пустыря мелькнула чья-то фигура.
Фат распластался на своем мешке, словно хотел втиснуться в землю.
Минуту или две опять ничего не было видно.
Силуэт человека едва проглянул уже в десятке метров от Дролиной усадьбы.
Человек обошел огород с противоположной от Фата стороны.
Фат напряг зрение до предела, но ничего, кроме черной массы, разглядеть не мог.
Эта масса приблизилась к углу двора, повернула и вдоль забора направилась к калитке.