Четверо с базарной площади
Шрифт:
— Вали, вали! — сказал Кесый. — А то я тебе порежу твой наряд!
Генка и Слива молча двинулись к своим воротам.
Наряд на Генке был не особенно роскошный. Но голубая телогрейка его шилась по размеру, кепка тоже. А если учесть еще, что мать имела скверную привычку регулярно каждые две недели стирать все его обмундирование, то, конечно, Генка рядом с Кесым выглядел маменькиным сынком. Это было неприятно. Генка решил, что сегодня же заявит матери протест; а то она выжулькает в корыте каждую тряпку до того, что не прикоснуться ни к чему, не залезть никуда, да еще тебя же и
— Встретиться бы один на один с ним… Я бы…
Слива показал кулак — что бы он сделал с Кесым.
Но по поводу встречи «один на один» Слива перегибал. Был ли виной тому носовой платок, или что-либо другое, но силенками Слива не мог похвастаться. Генке даже неинтересно было бороться с ним.
— Ладно, — повторил Генка. — Еще встретимся! — И уже утешился было, как чья-то тяжелая рука легла ему на плечо.
— Погодь, пацан…
Генка поднял голову. Перед ним стоял тот самый мужик в рыжей ушанке и болотных сапогах, который предлагал ему выстрелить на часы.
— Почему стрелять не стал, когда тебе плешивый ружье давал?.. Сколько он платит тебе за надувательство?
Генка и Слива ошалело уставились на него, не вдруг сообразив, что речь идет об Арсеньиче.
Большущие синие глаза Генки (вот тоже уродился на горе себе с девчоночьими глазами!) округлились.
— Что вы, дяденька! Мы его даже знать не знаем! Дает иногда стрельнуть даром, честное пионерское! Мы вот живем здесь… — на всякий случай показал Генка.
Мужик подозрительно посмотрел на обоих.
— Ну, глядите… А стрелять надо было, когда велят.
С минуту после того, как он ушел, друзья еще стояли не двигаясь. Потом Генка схватился за козырек кепки, крутнул ее вокруг головы.
— Вот это да!
— А может, правда хитрят они что-нибудь?.. — неуверенно высказался Слива.
— Что?! — переспросил Генка. — Это у Арсеньича-то?! Да я ж — ты видел… что, за меня — винтовка, что ли, стреляет?! Я и из отцова ружья бабахал два раза… Я из чего хочешь…
Но по мере того, как Генка убеждал Сливу, какое-то необъяснимое сомнение все больше тревожило его самого, и он уже не так уверенно повторил:
— Вот это да…
Неужто пули его ложились в цель по какому-нибудь волшебному заказу?
Чем отличаются дохлые кошки от дохлых собак
Все это воскресенье оказалось так наполнено событиями, что одно перечисление их заняло бы немало времени.
Прежде всего, Генка и Слива напрасно думали, что Фат сбежал от них. Они столкнулись с ним у калитки. Держа в руке дохлую кошку, Фат подглядывал через щелку, нет ли во дворе кого из взрослых.
Оказывается, Фат спозаранку увидел через окно Живодера, который направился в сторону коровьего рынка, как называли небольшой загон, где торговали живностью. Может, человек этот, по мнению взрослых, занимался и нужным делом, но уж больно жестоким — он отстреливал бездомных собак, — так что кличка Живодер приклеилась к нему намертво. А глупые собаки десятками вертелись возле коровьего рынка, пока не начинал сходиться народ.
Фат хотел опередить Живодера и разогнать собак, но не успел.
— Мать куда-то
Фат приподнял кошку, чтобы все могли убедиться, что кошка действительно ничего.
Друзья шмыгнули в калитку.
— Слива, ты — наверх, а ты, Генк, смотри, чтобы матери ваши из окон не подглядывали! — распорядился Фат.
Вся добыча Фата предназначалась соседу, чей сад примыкал к монастырскому дворику с противоположной от базара стороны. Сад был огорожен плотным дощатым забором с натянутой поверх него колючей проволокой. Осенью три друга сделали небольшой подкоп и забрались к проклятому садовладельцу, чтобы полакомиться какими-то жалкими ранетками. Но хозяин выследил их и подкрался так близко, что бежать они не успели. Пока один нырял под забор, другой вынужден был принимать на себя удары хозяйской палки. Не палки даже, а настоящей дубины! Один Слива отделался более или менее легко. У Генки потом долго ныла спина, так что пришлось объяснять всем, будто он вывихнул ее на турнике. А у Фата целую неделю не поднималась рука и затылок был рассечен до крови. Всяких мелких ран друзья не считали. Тем более что всем троим досталось еще и от родителей. Потому что садовладелец прибежал к ним во двор и на весь квартал кричал, что у него не только сад, но и сарайку пытались ограбить, что он теперь установит в саду самострелы и что не будет отвечать ни за какие последствия — он предупреждает об этом.
И, кажется, он действительно установил самострелы, потому что два дня лазал в кустах смородины и малины, натягивая во всех направлениях тонкую проволоку.
От повторного набега пришлось отказаться, но Генка придумал, как отомстить садовладельцу.
Приятели раздобыли капкан и, пользуясь свободным доступом Фата к разным базарным помещениям (их интересовали единственно те, где водились крысы), едва выпал снег, всю добычу стали переправлять через забор. Если попадалась замерзшая галка, или ворона, или хотя бы воробей — они перелетали туда же.
Сад был огромным и густо обсажен кустарником, друзья рассчитали поэтому, что до тех пор, пока снег не сойдет вовсе, хозяин ни за что не обнаружит «подарков». А где-то в конце апреля пусть подышит «свежим» воздухом…
Слива взбежал на второй этаж и высунулся в амбразуру, чтобы наблюдать за домом соседа. А Генка пристроился во дворе, не спуская глаз с двух окон — верхнего и нижнего, занавески на которых могли в любую секунду пошевелиться. Тогда надо кричать «полундру».
Фат забросил свою добычу на крышу сарайки, влез туда сам и оглянулся: сначала на Сливу, потом на Генку.