Четверо с базарной площади
Шрифт:
— Дак то вы обещали, а я обещал раньше! — сказал Генка. — Если бы я был с вами, я бы ему сказал, что уже обещал кому-то.
— Конечно, он же раньше обещал, — неожиданно поддержал Фат, не чтобы отомстить, но чтобы чуточку напомнить Сливе и Толячему о жизненной несправедливости, в результате которой первым досталось говорить об операции Толячему и Сливе, тогда как честно было бы сделать это вчетвером.
Слива понял его.
— Ну, если раньше… — сказал Слива. — А нам ты еще
— Так я же объяснил! Нельзя было! Раз уж попался, так…
Фат оглядел друга с нескрываемым сожалением. Он понял, о ком идет речь.
— Смотри только, чтобы тихо все… — проворчал Фат.
— Это не сомневайтесь, — заверил Генка, стараясь быть абсолютно спокойным и даже озабоченным: он вовсе не стремится похвастаться перед кем-то, просто обещал — вот и все, тут уж ничего не поделаешь.
Его старание да и весь спор оказались напрасными.
Генка должен был опять пробраться через коровий рынок. Но, выйдя из-за сарайки, он уже по привычке сначала выглянул через щелку в заборе на базарную площадь, потом одним глазом осмотрел монастырский двор и увидел Катю.
Она сидела на кирпичах возле ворот, как делала это всегда, если хотела о чем-нибудь предупредить Генку.
Например: возвратился отец, была учительница или кто-то наябедничал на него…
Генка сберег для Кати всю свою долю тянучек и решил порадовать ее до того, как отправится в ближние выселки.
Незаметно перевалился через забор.
— Катя! — поманил ее.
Катя поднялась и, всхлипывая отчего-то, подошла.
— Пропадаешь весь день! — сказала она голосом матери.
— А что случилось?
— Ничего! — сказала Катя. — Вот скажу папе — он ему щелкнет!
— Подожди, — остановил ее Генка. — Кому ему?
— А ему! Которого надо подслушивать!
— К-кому? — Генка даже заикнулся. — За что?
— За то, что щелкает, — рассердилась Катя. — По носу! Понятно?
Генка быстро достал тянучки.
— Ничего не понимаю. Катя… Бери, бери! Это все тебе. Кого он щелкает? За что щелкает?
Катя сунула одну тянучку в рот и пожевала ее.
— Ну, ты ж говорил, что надо его подслушивать?
— Кого его?
— Ну, того, который в тир ходит! Сказал, что он плохой.
Генка догадался наконец, о чем речь.
— Ну… — сказал Генка.
— Я всегда смотрела. А сегодня он идет.
— Так-так, Катя… — заволновался Генка. — И что же дальше?
— Что! Я пошла к нему!
— К тиру?
— Ну да!
— И что ж он говорил?
— А он ничего не говорил!
— За что же щелкнул тебя?
— А мне стало смешно.
Генка вздохнул.
— Катя, что-то непонятное у тебя: никто ничего
— Да это тот сказал ему, который без волос! Я даже назло запомнила!
— Что он сказал? — спросил Генка.
— Тот взял ружье, а который без волос говорит: в восемь, говорит, у Толстого. Сейчас закрою, говорит, эту лавочку. А мне стало смешно. А он меня не видел. Наклонился потом через стенку и говорит: «Ты откуда?» А я говорю: «Это совсем не лавка — это тир». А тот, которого надо слушать, как щелкнет меня в нос! Я так и заплакала… — Катя всхлипнула опять.
— Ладно, Кать, это мы ему отомстим… А дальше что?
— Дальше я стала там у зелененького киоска и плакала, а тот ушел.
— Хорошо, Катя, это было уже давно, а ты все плачешь.
— Да! А ты не идешь и не идешь!
Генка понял, что визит к Тосе придется отложить
Гвардеец
Генкино известие произвело сильное впечатление на друзей. Все повскакивали на ноги.
Слива достал часы, пустил их по рукам. Каждый убедился, что уже пятнадцать минут восьмого.
— Надо бежать кому-нибудь за Аркашей… — неуверенно предложил Толячий, справедливо побаиваясь, что могут послать его.
— Что они, дураки, что ли, — не следят? — возмутился Фат. — А если дураки — нечего было нас сюда загонять…
Помолчали в растерянности. Слива отдал остатки своих тянучек Генке. Толячий и Фат тоже — для Кати.
— Так ты не побежишь куда хотел? — спросил Слива.
— Куда теперь, — сказал Генка. — Объясню потом.
— Ну, правильно… — отозвался Фат, шевеля в раздумье сдвинутыми к переносице бровями.
— Надо проследить за Толстым, — сказал Генка.
Фат кивнул, разглядывая монастырь.
— А мы обещали до полдевятого… — сказал Слива.
— А если они упустили их? — ответил Генка.
— Откуда следить? — сам у себя спросил Фат. — С улицы? Засекут, если догадались уже. Из амбразуры вашей…
— Матери погонят, — решительно заявил Слива, чью совесть уже успокоил единственный Генкин довод.
— С крыши! — сказал Генка.
Через несколько минут все было продумано до точки.
Фат захватил с собой длинную веревку на случай, если придется кому-нибудь спуститься в сад к Толстому.
Кати на улице уже не было.
Сумеречная базарная площадь, пустынная и грязная, отдыхала. Где-то шаркали метлы дворников.
Один за другим перебрались, как недавно сделал это Генка, в монастырский двор, нырнули в котельную, неслышно вскарабкались на третий этаж.
Отдышались.