Четверть гения
Шрифт:
Аллу наводили при мне на разговор о литературе
и я знал, что Тихон, или Карл, или Леонид нарочно выбирают любимых (или наоборот) и ею и мною писателей. Я должен был увидеть общность наших вкусов.
Тихон затевал с ней спор о статуях острова Пасхи. Карл - о разновидностях дальтонизма. Леонид - о математической теории групп.
И я знал: затем, чтобы поразить меня ее познаниями. Подумаешь: я и без того знал, что она такое, моя Алла.
Однажды я неудачно - слишком грубо - подшутил над неловкостью общего знакомого. Ого, какую я получил отповедь. А потом я поймал улыбку на лице Леонида и сообразил,
Когда им надо было, чтобы мы не виделись, Карл увозил Аллу, или Тихон увозил меня, или Карл и Леонид проверяли на ней свои очередные задачи. А когда они находили, что нам с ней надо чаще встречаться, Леонид отправлялся в очередной набег на бильярдную, стадион или пивную, и я начинал водить Аллу в театры и кафе.
А потом я как-то неожиданно для себя обнаружил, что дело дошло уже до восемнадцатого такта, между тем как самые стойкие и невлюбчивые люди, по нашим предварительным предположениям, должны были сдавать где-то на шестнадцатом такте.
Значит, алгоритм не подействовал? Тут я в тревоге оглянулся на себя, подумал о себе - впервые за эти дни о себе, а не о ней - и понял, что попадаюсь, если уже не попался. У меня была еще надежда, что это попросту увлечение, которое быстро пройдет, если я сумею продержаться недельку-другую.
И вот тут-то и случилась история с тремя веселыми парнями.
...Шла двенадцатая минута, как учредители НИИМПа стучались в мою дверь. Хотя могли бы догадаться, что я все равно не открою. Не открою? Но сквозь стенные панели до меня уже доносились шаги соседей, спешивших к глазкам, вделанным в двери квартир... Впрочем, почему через стенные панели? Звук шагов наверняка передается по полу.
Ага, кто-то уже вылез на лестничную площадку. Задаст им, и они уйдут. Имею я право на час одиночества? Да еще после всего, что случилось, после всего, что я сделал с собой.
"Я из рода бедных Азра, полюбив, мы умираем".
А как же тогда, черт побери, продолжали свой род бедные Азра? Поэтов сие не интересует. А тех, у дверей, не интересуют сейчас мои чувства и мысли, ни к чему им все это. Опыт есть опыт, я не маленький, сам дал согласие... Говорил ведь Тихон, что не стоит этого делать. Правда, соображения у него были другие. Кажется, я скоро возненавижу всех своих друзей. Во всяком случае, не хочу сейчас ни видеть их, ни слышать. У меня к ним аллергия. Аллергия? От имени Алла?
Ага, вышла Ангелина Федоровна. Сейчас она за них возьмется.
И тут я обнаружил, что уже не лежу, уткнувшись в безнадежном отчаянии в подушку, а сижу на кровати, прислушиваясь к голосам перед дверью. Может быть, все-таки есть надежда? Все проходит? Нет! Временное облегчение. И уж настолько временное... Я встал и распахнул дверь.
Они ввалились все сразу, отдавливая друг другу ноги.
– Несчастный принц! (Это Карл.)
– Денег не нужно? Я могу сходить! (Конечно,. Леонид.)
– Дон-Кихот с Малой Калужской! (Тихон.) Нос Карла больно тыкался в мой висок, замечательный подбородок Леонида врезался в мое
Они от всего сердца лупили меня по плечам и спине. Они перекрывали своими голосами полнокровное возмущение соседей. Они доказывали мне - и самим себе, что все в конечном счете в порядке. Но когда мокрые пальто и отнюдь не тускло блестевшие дождевики оказались уже на вешалке, а я вернулся в лежачее положение, а они расселись у кровати, настало самое страшное. Все замолчали, исчерпав наверняка заготовленный еще на улице запас анекдотов, хохм и жизнерадостно-иронических замечаний в мой адрес.
– Итак?
– спросил я.
Молчание.
– Ну?
– спросил я.
Молчание.
– К чертовой матери!
– Нет, ты подожди!
– К чертовой!.. К чертовой!
Я не успел заметить, когда на моих глазах появились слезы. Еще секунда - и я пустил бы в ход кулаки. Только бы отделаться от свидетелей. Впрочем, какие они к черту свидетели? Соучастники!
Карл быстро и ловко повернул меня и сунул лицом в подушку, удобно уселся рядом, притиснув меня к стене, и объявил:
– Заняв председательское место, я, заведующий сектором бессмертия, объявляю открытым заседание .ученого совета Научно-исследовательского института мировых проблем. В повестке дня два вопроса. Первое: подведение итогов опыта No 18. Второе: поиски способа ликвидировать результаты этого опыта.
– Надо как-то помочь Игорю выкрутиться, - констатировал Тихон.
– Выхода два: или он должен разлюбить девушку, или ей придется полюбить его. Поскольку, однако, алгоритма разлюбления мы еще не нашли - правильно, сектор любви?
– то остается только второе. Предлагаю заведующим секторами бессмертия и гениальности взяться за дело, начиная с сегодняшнего вечера. Брак, который будет естественным результатом, представит собой любопытнейший материал для сектора семейной жизни (так будет впредь называться сектор любви). К слову: опыт должен удаться. Когда мы сюда шли, луна была с правой стороны.
– А как с этикой эксперимента на человеке?
– робко спросил заведующий сектором предвидения.
– Я берусь получить у сестры согласие, - заведующий сектором бессмертия вскочил на ноги.
– А я отказываюсь от этого согласия, - я сел на кровати.
– Отказываюсь. Такой любви мне не надо. В конце концов есть масса средств от любви. Начну принимать алкоголь, займусь высшей алгеброй... или, черт побери, уеду в Алупку. .
– Ну да! И еще слетаешь на альфу Центавра и помолишься аллаху. Хорошо, что у тебя чувство юмора еще сохранилось. (Это Тихон.)
– Сохранилось! У меня ко всем на свете чувствам, они же эмоции, скоро будет аллергия. В конце концов наука требует жертв. Я же добровольно пошел на эксперимент, отлично зная, чем это кончится. Если бы понадобилось заразиться холерой и я тяжело заболел бы или даже умер, ведь вы бы смирились с этим фактом? Вот и теперь смиритесь.
– Мы бы тебя лечили.
– И сейчас хотим лечить. Ни больше ни меньше.
– А насчет алгоритма вообще и тебя в частности никто из нас Алле даже и не заикнется. На такой компромисс согласен?
– сформулировал условия соглашения Тихон.
– Кстати, ребята, имейте в виду, если мы скажем Алле все, то лишим эксперимент чистоты.