Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты
Шрифт:
Сайка вылепила полутораведерные котлы с тремя ногами и рукоятками у горловины. Их удобно переносить вдвоём. Аккурат на весь род за один раз еды сварить. Поставил на землю, распалил костёрчик под днищем — никаких хлопот. Мишка для них сплёл из лозы отличные транспортные футляры, чтобы не побились при погрузке и выгрузке. А ещё налепили чаш, таких, чтобы одна в другую вставлялись, но не заклинивали. Маленьких — для питья, побольше — для похлёбки. И, конечно, удобные прочные корзины точно в размер содержимого, даже с перегородками, чтобы посудины друг о друга не бились, когда стопочками уложены в свои гнёзда.
Такой вот несессер на
Все инструменты — с рукоятками, сделаны любовно и без поспешности. А ещё рыхлилки-ковырялки общим числом пять. Женщины ведь не успокоятся, пока не подарят такие замечательные орудия труда подругам и родственницам. Интересно выходит. Вот живут они от всех отдельно — а тем не менее они часть рода. И сидит Мишка в тенёчке. Ветерок его обдувает. Ноги в тазике с водой. Женщины, наряженные амазонками, грациозно перетирают что-то булыжником в каменной выемке. Залюбуешься. А в мозгу-то свербит сомнение: ступу делать или жернова?
По распорядку дня девчата отправились купаться. Тут прямо под кручей в речушке. Мишка иногда подсматривает. Грех от такой красоты отворачиваться. Потом, может быть, Сайка заберёт намытого в прохладной водичке Кряна и отправится укладывать парнишку спать. А Айн останется ещё поплескаться. Тогда окажется, что можно не только подглядывать, а подобраться и схватить за косу. Вырываться она будет нешуточно, может и синяк ему залепить. Но потом вознаградит по-царски. Особенно если он ей руку выкрутит и за спину заломит.
Ну не владеют кроманьонцы никакими борцовскими хитростями. Даже простейшими, типа подножки. На мельницу ловятся, на бросок через бедро. А вот если в руках у них хотя бы камень — тут лучше не подходи с глупостями всякими.
— Эгей!
Мишка обернулся на крик. Мужчина стоит незнакомый в богатом меховом одеянии с хвостами и перьями. При одном его виде стало жарко. Да и видно — вспотел, сердешный. На языке Выдр этот человек — ни в зуб ногой. Лопочет что-то высокопарно, достаёт из-за спины топор и рукоятью вперёд Мишке протягивает. По делу, значит. Вот ведь! А если его девушка ждёт? Кормящая мать, между прочим.
Делать нечего. Они не в городе, где люди могут друг друга в упор не замечать. Усадил гостя на своё место, слупил с него шкуры и на пустое вешало распялил. Пусть проветрятся, а то пропотели, хоть отжимай. Воду в тазике сменил, из-под прачечного жёлоба свежей набрал. Калошки кожаные с человека пальцами ноги сдёрнул и ноги его поставил в воду. Кажется, тому стало легче. Теперь можно и поговорить.
Топор-то не каменный. Железнодорожный костыль зажат между двумя прибинтованными друг к другу палками. Остриё заточено. Хм! Выходит, не одна-единственная куча мусора имеется в этих лесах. И какая проблема?
Дядька показал неприличный жест. Слева фыркнула Сайка. Вот нахалка! Нарочно неодетая от речки пришла. Это она так мстительно дразнится, чтобы он страдал при виде её неземной красоты от своего к её особе воздержания. Мужик глянул на неё укоризненно, но смолчал. Понятно. Сперва дело, а потом уж женские прелести. А дело, получается в том, что костыль в зажиме плохо держится.
Мишка положил топорище на опору и поленом выгнал из него собственно топор. Всё ясно. Гладкое, сколько ни зажимай, как ни приматывай — прочности хватит ненадолго. Цыкнул на недожену, чтобы перестала тут отсвечивать, представил себе, как Айн сейчас на него сердится оттого, что он где-то застрял, но как попросить клиента подождать полчасика… придумал. Приказал Сайке накормить гостя и напоить и помчался к речке.
Айн, наверное, заждалась, сопротивлялась недолго, только два раза его с ног свалила. Зато потом отыгралась за то, что заставил её ждать дольше обычного. Не сразу отдышался. Ну ладно, всё в порядке. Можно идти раздувать горн.
При виде незнакомца супруга заметно напряглась, но это только Мишка почувствовал. А вообще-то он, видимо, обрёл вдохновение. Костыль этот в два нагрева перековал в отличный топорик. Шляпку расплющил в продольное лезвие, остриё оттянул на манер тяпочки, а в центре массы насёк зубилом глубокие поперечные канавки. Потом горячий металл зажал прямо в половинки рукояти так, что в древесине прожёгся ответный рельеф. Наложил бандажи, когда всё остыло, и порубил обновкой валежник, проверил, как тешет, как сечёт.
Отдал изделие хозяину. Тот повторил тесты и остался доволен. А потом сделал жест в сторону леса. И оттуда вышли две колонны крепких мужчин. Плотные такие колонны, в затылок друг другу. Равнение идеальное. Параллельность движения безупречная. Но идут не в ногу. Зато несут рельс.
Десять крепких кроманьонцев остывают в речке. Шутка ли, в такую жару с рельсом в руках расхаживать. Айн шепнула, что это Болотные Лисицы, и отправилась ставить на плиту самый большой горшок. Наверное, сварит похлёбку из старого пеммикана. Судя по выражению её лица, этих Лисиц она не жалует. А Мишка с великим вождём Тыкуапоном сидят и смотрят на рельс. Длина у него четыре двадцать семь. Он очень толстый. Наверное, не для железной дороги делался, а для путей башенных кранов. Или портальных. Уж больно массивен.
И что с ним делать? В каком горне это согреть? Каким зубилом разрубить? А хозяин «предмета» явно хочет, чтобы изо всего этого образовались топорики и ножики. Хотеть ему никто не запрещает. А Мишку это богатство интересует только в качестве наковальни. И то ему бы и десятой части хватило. Теоретически, конечно, можно сделать отвергающий жест. Но парни, что плещутся в речке, от перспективы переноски этого туда, откуда пришли, могут очень огорчиться. Ведь вот видны на этой железяке следы костра, наклепины явно от ударов камнями. И Тыкуапон делает знак понимания при указании на них Мишкиного перста. Он тоже не знает, как от этого кусочки отрезать. Про того, кто пробовал это сделать, спрашивать как-то бестактно.
А Сайка не унимается. Ищет девушка приключений. Установила щит-мишень и метров с пятидесяти вбивает в её центр стрелы из составного лука. Причём демонстрирует она явно не воинственность и даже не искусство стрелка. Видно ведь, как над позой работает, какие отточенные акцентированные движения показывает. Носильщики забывают ложки до рта доносить.
Переговоры же о судьбе рельса явно зашли в тупик. Речь друг друга собеседники не понимают, а язык знаков недостаточно богат, чтобы вскрыть всю сложность проблемы. И ни малейшего представления о том, как быть дальше.