Четвёртая Ипостась
Шрифт:
– Юлиан… – выдавил он через силу. – Он жив?
– Нет.
На глаза пастора навернулись слёзы.
– Я… Я хотел спасти себя, брат Мартин, – сказал он тихо. – Пока не услышал голос сына. Чужой голос. Голос Отверженного…
Он закашлялся, схватил Мартина за руку, сжав с неожиданной силой.
– Больше мне не нужно спасение. Только… Позволь исповедаться, брат?
Монах кивнул. Он видел, что осталось старику недолго.
– Я не хотел, чтобы она умирала, – по лицу Александра побежали слёзы. – Да, гнев охватил меня, и я хотел расплаты.
Он прервался, часто-часто задышал.
– Она не выдержала этот позор. Её видел весь город – нагую, униженную. И любовник, этот грязный грешник – сбежал, бросил её. А Эмма… Она полюбила его. А я – я не мог её отпустить. Не мог без неё. Думал, после кары успокоюсь – но нет. Я травил её, попрекал. Не мог простить. И она… убила себя. Я довёл её… Довёл – до этого… Юлиан так меня и не простил. Он всегда был ближе к матери. Мы с ним ругались, не ладили, только она сдерживала нас. А я…
– Ты раскаиваешься, брат Александр?
– Я… Да… – пастор подтянул Мартина ближе к себе, торопливо зашептал. – Я их погубил. И жену, и сына. Я нашёл колдовские книги, я восстановил по ним ритуал. Чтобы – вернуть Эмму. Но – не смог предать Триликого. Даже ради неё. Я спрятал записи. Юлиан… он нашёл их. Я не знал точно, но после первой же жертвы проверил тайник – всё было на месте. Думаю, он переписал. А я – прогнал подозрения из головы. Даже мысленно – не смел обвинять сына. Но – знал. В душе – знал.
Кашель снова прервал речь старика, на губах его выступила пена.
– Я погубил их, брат, – выдавил он из последних сил. – Я погубил и любимую, и сына, и всех этих несчастных детей. Всё – я!
– Ты раскаиваешься, брат Александр? – повторил Мартин, глядя на пастора. Третий не осуждал, его лицо было так же спокойно.
– Я раскаиваюсь. Я раскаиваюсь, брат! Я…
– Ты не предал Триединого, брат Александр. Ты избежал соблазн обратиться к Отверженному, прошёл по краю. Я отпускаю твои грехи.
Пастор криво, болезненно улыбнулся, скривился даже:
– Мне… не легче. Мне…
Мартин прервал:
– Где тайник? Где записи?
– Колокольня… Под крышей… – брат Александр закрыл глаза. – Плеть. Даже сейчас – ты Плеть…
Пастор выдохнул – тяжело, хрипло. И больше не вдохнул.
Глава V
И сказано было люду Слово Его и Повеление Его. И знал с тех пор и стар, и млад, что есть на свете лишь один Закон, одна Правда и одна Справедливость – Его, вечная. И будет стоять Слово Его на плети и стали, и падёт кара на всякого, кто против Слова Его пойдёт. Так было, так есть и так будет.
Вечная Книга
Брат Мартин взял для Анны лошадь. Точнее – стребовал её у городского совета, и девушка сейчас ехала по улицам города верхом. Третий – шёл впереди, ведя лошадь под уздцы. Люди спешно расступались, оглядывались
Горожане боялись. Только – почему? Третий спас их. Неужели страх сильнее благодарности?
Новость о том, что случилось ночью, уже разлетелась во все концы Тирина. Что колдун – сын пастора Александра. Что он убил своего отца. Что стражник по имени Робин хотел изнасиловать её, но был ею же убит – тоже.
А ещё, кем Анне теперь предстоит стать, брат Мартин тоже заявил во всеуслышание. Будто издевался – ей-то совсем не хотелось внимания. Она ещё сама с этим не свыклась.
Анна очнулась на скамье в нефе, недалеко от алтаря Триликого. С ног до головы залитая засохшей бурой слизью, насквозь провонявшая тошнотворным трупным запахом…
Её тут же стошнило – и рвало до тех пор, пока желудок не опорожнился полностью. И то, позывы не сразу закончились.
Так она осквернила церковь, а Третий даже внимания не обратил на это. Он оказался рядом – и рассказал ей всё, что произошло. А ещё – то, что утаивал.
Что она должна была стать последней жертвой. Что он сразу понял это. Что потому Юлиан её и мучал… Брат Мартин даже не пытался извиниться за то, что использовал её, как наживку. Не менялось его каменное лицо, не становился теплее голос. Даже то, что пастор Александр погиб из-за его молчания, Третьего будто бы и не волновало.
Он был уверен в своём выборе – и Анна вдруг поняла, что принимает это. Что, глядя на его холодное спокойствие, она и сама чувствует себя в безопасности.
В конце концов, она ведь жива?
– Я ошибся только в одном, – сказал брат Мартин, и на его губах на миг всё-таки появилась улыбка. Кривая, едва заметная. – Я увидел в тебе сильное дыхание Второй Ипостаси. Да и не я один – ведь этого Робина тоже тянуло к тебе. Только вот, я упустил другое стремление твоей души.
Монах на миг замолчал, странно, тяжело глядя на неё. Анна похолодела. Что-то не так? Это – из-за того, что она убила стражника?
Ну – почти убила, почти она.
Вчера, когда Робин истекал на полу кровью, она думала, что изменится навсегда. Что это – худшее, самое гнилое пятно на её грешной душе. Смешным показалось недавнее желание убить Юлиана…
А сегодня, после всего пережитого, после мерзких тварей колдуна и его нечеловеческого воя… Сегодня смерть насильника казалась мелочью. И, главное, Анна уже ни о чём не жалела.
Она – права.
Это – справедливо.
Угадала Анна вчера лишь в одном – она в самом деле изменилась. И изменение это, как прыжок в пропасть – мгновенное и непоправимое. Но, неужели, брат Мартин видит в этом – дух Четвёртого?
– Сложись твоя жизнь иначе, ты бы точно была идеальной служительницей Второго Лика, – продолжил Третий. – Но, после всего пережитого, любовь в тебе перестала быть ведущей. Поэтому, возлюбленной сестрой тебе не быть.