Четвертая мировая война

Маркос Субкоманданте Инсурхенте

О верховных или возвысившихся. Чудесно, самокритика всегда своевременна.

И наконец: нас могут обвинять в неуместности, в неучете корреляции сил, в политической неповоротливости, в отсутствии спутника, чтобы следить за дебатами в прямой трансляции, в том, что у нас нет подписки на основные газеты и журналы, чтобы узнавать об оценках этих дебатов, в нелюбезности, в невежливости, в страдании «горной болезнью», в нераспознавании возможных союзников, в сектантстве, в неуступчивости, в ворчливости. Можно обвинять нас во всем, кроме непоследовательности…

Ладно, но помните, что единственное, что мы смогли, — это приделать курок к надежде.

Привет, и оставьте обиды праздным карликам.

Примите объятия с этой стороны окружения.

Неуместный и навязчивый Суп, [20] готовясь чихнуть.

26/8/94

Лев

убивает взглядом

24 августа 1994 г.

…В эти рассказы о 50 процентах и о «полном возе» могут поверить только гринго (поэтому у них во всем дела идут так же, как и в международной политике). Давайте! Продолжайте в том же духе! Их тактика — повторять большую ложь, пока она не превратится в правду. Они опять ошибутся, и опять, как в январе, все у них обрушится. Нужно только чуть-чуть подуть…

20

Суп — Одно из прозвищ Субкоманданте Маркоса, производное от «субкоманданте».

Добро. Привет и пары хороших легких.

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

P.S., говорящий «нет». Не обращайте внимания на издателей. Не обращайте внимания на дрессировщиков. Не обращайте внимания на телевидение. Не обращайте внимания на радио. Не обламывайтесь. Не продавайтесь. Не сдавайтесь. Не позволяйте. Не бойтесь. Не замолкайте. Не садитесь отдыхать.

P.S. для кандидатов, у которых около 50 процентов голосов. Магнитофон поет «Как в жизни бывает, Мариана. Как в жизни бывает. Чем выше летаем, Мариана, тем падать больнее».

P.S. повстанческий, для лисоловов. Разговоры о вирусе Карписо ведут, чтобы отвлечь внимание и «починить» компьютер, таким образом удастся избежать сюрпризов после подсчета голосов. [21]

P.S., отвечающий на вопрос «И дальше что?». Прочитайте XIV (или XXIV) главу второго тома Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского. Да, это, о приключении с рыцарем зеркал. Не за что.

P.S., где рассказана история для Тоньиты, занятой сейчас тряпичным кроликом, присланном конвенционистами, которая говорит мне: «Этот не колется»…

21

намек на осуществленную партией власти подтасовку результата президентских выборов 1988 г., когда стране официально было заявлено, что все компьютеры, контролирующие процесс «вышли из строя».

Я делаю вид что ничего не понял и начинаю рассказывать, вдруг, ни с того ни сего, одну из историй 1985 года, года землятресений и гражданских мобилизаций (мобилизующих и других):

Старик Антонио подстрелил из своей старой чимбы (кремневого ружья) горного льва (из тех, что всегда очень похожи на американскую пуму [23] ). За несколько дней до этого я подшучивал над его ружьем. «Этим оружием пользовались еще в те времена, когда Эрнан Кортес завоевывал Мексику», — сказал я ему. Он ответил: «Да, но смотри, в чьих руках оно сегодня». Он удаляет остатки мяса со шкуры, чтобы ее можно было высушить. И гордо демонстрирует мне ее. Ни одного отверстия. «Прямо в глаз», — говорит он. И добавляет: «Это единственный способ сохранить шкуру». «И что вы с ней собираетесь делать?», — спрашиваю я. Старик Антонио не отвечает и в тишине продолжает выскребать шкуру своим мачете. Я подсаживаюсь к нему и, набив свою трубку, пытаюсь свернуть ля него сигарету из папиросной бумаги. Молча протягиваю ему, он проверяет ее и затем разрушает. «Еще нет», — говорит он, сворачивая ее заново. Начинаем нашу церемонию курения.

23

ирония Маркоса: в латиноамериканских странах пуму в часто называют львом, хотя настоящих львов в Америке нет.

Между затяжками Старик Антонио связывает нить истории:

«Лев силен, потому что слабы другие звери. Лев питается мясом других, потому что другие позволяют себя есть. Лев убивает не лапами или клыками. Лев убивает взглядом. Сначала подкрадывается… в тишине, потому что на лапах у него маленькие тучки, они поглощают шум. Потом прыгает и переворачивает свою жертву одним ударом лапы, но не столько за счет силы, сколько за счет неожиданности.

Потом он на нее смотрит. Просто смотрит. Вот так… (старик Антонио сводит брови и смотрит на меня своими черными

глазами). Бедный зверек, который должен умереть, замирает, глядя на льва, смотрит, как лев смотрит на него. Зверек уже не смотрит сам, он видит то, что видит лев, видит во взгляде льва свой образ, видит себя во взгляде льва, видит себя маленьким и слабым зверьком. Зверек никогда не думал, что он маленький и слабый, он был просто зверек, не большой, не маленький, не сильный, не слабый. Но сейчас, видя себя во взгляде льва, видит свой стах. И глядя, как на него смотрят, зверек сам убеждается в том, что он мал и слаб. И от страха, с которым он смотрит на смотрящего на него льва, ему становится еще сташнее. И теперь этот зверек уже никуда не смотрит, его кости стынут, как это бывает с нами, когда в горах нас застает холодный ночной дождь. И теперь зверек просто сдается, отдаетя воле льва и лев его безжалостно разрывает. Так убивает лев. Взглядом. Но есть один зверек, который не ведет себя так. При столкновении со львом он продолжает вести себя как ни в чем не бывало, и если лев его трогает, он отвечает ударами своих лапок, они маленькие, но значат для льва достаточно боли и крови. Этот зверек не становится добычей льва, потому что не смотрит на то, как он на него смотрит… он слепой. Этих зверьков зовут кротами.».

Кажется, что старик Антонио закончил. Я вмешиваюсь одним «да, но…». Старик Антонио не дает мне договорить, и сворачивая сигарету, продолжает свою историю. Он говорит медленно, все время поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я внимательно его слушаю.

«Крот остался слепым, протому что он, вместо того, чтобы смотреть наружу, стал смотреть себе в сердце, научился смотреть вовнутрь. Никто не знает, как ему пришло это в голову — смотреть вовнутрь. И поскольку этот странный крот привык смотреть себе в сердце, его совершенно не волнует, кто сильный, а кто слабый, кто большой, а кто маленький, потому что сердце — это сердце, и его не измерить теми мерками, которыми измеряются вещи и животные. Но смотреть вовнутрь могли только боги, и боги наказали крота и больше не позволили ему смотреть наружу, и кроме того, приговорили его жить и ходить под землей. Поэтому крот, наказанный богами, живет под землей. Но он особо не страдает по этому поводу, ведь он продолжает смотреть вовнутрь. И поэтому крот не боится льва. И еще льва не боится человек, который умеет смотреть себе в сердце.

Потому что человек, умеющий смотреть себе в сердце, не видит силы льва. Он видит силу своего сердца и смотрит на льва, и лев смотрит, как человек на него смотрит, и видит, как человек его видит, — как не более чем льва, и лев смотрит на себя так, как на него смотрят, и чувствует страх, и прячется.»

«И вы заглянули себе в сердце, чтобы убить этого льва?», — перебиваю я. Он отвечает: «Да нет, я смотрел в прицел чимбы и в глаз льва и просто выстрелил… о сердце я и не вспомнил…». Я начинаю почесывать голову, как согласно тому, чему я научился, здесь делают всегда, когда чего-то не понимают.

Старик Антонио медленно поднимается, берет в руки шкуру и внимательно ее рассматривает. Потом сворачивает ее и передает мне. «Бери, — говорит он. — Дарю тебе ее, чтобы ты никогда не забывал о том, что льва и страх можно убить, зная, куда для этого нужно смотреть…». Старик Антонио отворачивается и направляется к своей лежанке, спрятанной в зарослях. На языке старика Антонио это значит: «Я закончил. До свидания.». Я спрятал львиную шкуру в целлофановый мешок и ушел…

Тоньита делает то же самое и уходит с вышеупомянутым тряпичным кроликом, «который не колется». Чтобы утешить меня, Бето сообщает, что у него есть дохлый тлакуаче, [24] и что поскольку его мама уже сказала, чтобы он его выбросил, он, Бето, готов поменяться со мной на пять пузырей. Я вежливо отказываюсь, но один из поваров услышал предложение и предлагает Бето три пузыря. Бето колеблется. Повар приводит аргументы: один пузырь зеленый, другой белый, а третий красный. Бето настаивает на первоначальном предложении пяти пузырей. Повар предлагает два пузыря и два презерватива. Бето колеблется. Я ухожу до окончания торга.

24

тлакуаче — характерный центральноамериканский грызун, напоминающий крысу.

Такая вот история о старике Антонио и льве. С тех пор я носил с собой львиную шкуру. В нее мы завернули флаг, который был передан Национальной Демократической Конвенции. Хотите еще и шкуру?

Еще раз добро. Привет и кусочек стеклышка, из тех, что служат, чтобы выглядывать вовнутрь…

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

8/10/94

История ночи и звезд