Четвёртое измерение: повторение пройденного
Шрифт:
Между прочим, все это означает, что мы сейчас тоже находимся в ЦЕРНе образца две тысячи седьмого года. Две тыщи седьмого для них, я имею в виду. А для нас… для нас, похоже, понятие времени — величина сугубо умозрительная и малозначимая. Мы одинаково видим и можем действовать и в прошлом, и в будущем, и всех их вероятностно-невероятностных вариациях.
Ну и, так сказать, на десерт: откуда я это знаю? Вернее, откуда он (я) это знал? Именно «знал», сейчас не о догадках и предположениях (а их в моем рассказе немало) речь. Был тут в моем не то прошлом, не то будущем один малоприятный моментик с захватом научного сотрудника не самого низшего ранга. Моментик не сильно геройский, но весьма информативный и познавательный. Одним словом, допросил я как следует эту… этого сотрудника. Ну, да, да, женщиной она была, вот только не надо ханжески кривить губы и ни в чем меня упрекать! Ситуация,
Правда, кое-что она мне все ж таки не рассказала. То ли не сочла важным, то ли ещё почему. Но вот именно это «кое-что» и оказалось последним, самым важным, кусочком нашей головоломки. Впрочем, тогда я ещё этого не знал.
Кстати, для любителей искать в моем рассказе несостыковки (в четвертом измерении? Три раза «ха-ха»): помните, там, в Баксане, покойный ныне Марк не смог приблизиться к погибшему самому себе? А меня сейчас наоборот — притянуло? Так вот — я понятия не имею, отчего так! Может дело именно в том, что я-то был жив, может в чем ином, но… Не знаю я, короче, да и не интересуюсь особенно. Получилось — и здорово…
Было и еще одно, о чем остальным я пока рассказывать не стал. Например, о том, как мне (или не совсем мне) удалось разорвать временную петлю и встретиться с самим собой. И кто мне в этом помог.
Потому что ничего еще не окончилось…
— Ага, я ведь говорил! — едва дослушав меня, Валера пришел в дикое возбуждение. — Все-таки это немыслимое совпадение! Три ускорителя, два мира, то есть две вариации… потрясающе!
Более меланхоличный Сергей, все-таки здорово похожий характером на своего погибшего двойника, был куда более сдержан и в основном слушал. Остальные? Тоже слушали. Молча и не задавая вопросов. Может оно и к лучшему, только… показалось мне или нет, но к концу разговора я стал ощущать между нами какую-то натянутость и, гм, недосказанность, что ли. Вроде все нормально, вот он я, их несгибаемый командир, но… Я чувствовал, что мужикам здорово дал по мозгам сам факт моего неожиданного «слияния-объединения» с самим собой. Параллельные миры они восприняли нормально, встречу с самими собой — тоже, четвертое измерение — до конца не поняли, но кое-как переварили, но ЭТО их, похоже, добило. Два одинаковых и родных командира — нормально, три — явный перебор. А тут еще и спецэффекты из фантастического фильма под аккомпанемент гаснущего фонаря и запаха канализации… явный перебор!
Пришлось проигнорировать Валерины горящие научно-познавательным азартом очи вкупе с распирающими его незаданными вопросами, и провести короткую и слегка ненормативную политбеседу. В духе «мужики, да я это, бля буду, точно я! Ну, совсем как живой!». Да камуфляж на груди, чтоб пуговицы в стороны полетели, да пятнистую бандану об пол, да памятные боевые шрамы на лбу показывать, «да на колчаковских фронтах!». Помогло. Не совсем, конечно, не так, чтобы до конца, но все-таки помогло. Ладно, потом еще разок им мозги вправим, уже, так сказать, в боевой обстановке.
Следующий час мы провели в активном движении. Если, конечно, так можно назвать путешествие по местной канализации. Ароматное такое путешествие, спасибо, хоть не вплавь.
Я шел первым, безошибочно сворачивая там, где нужно, и игнорируя те ответвления, куда сворачивать не стоило. Дорогу я знал — не мог не знать. Совсем недавно ведь проходил, может и не один раз. Весь фокус в том, что вариаций во времени для каждого из параллельных миров можно наклепать сколько угодно, но душа-то в каждой из них у меня одна. Единственная и неделимая. Так же, впрочем, как и у майора. И у всех остальных. И, что бы ни происходило, каждый из нас несет в себе воспоминания обо всех прожитых-пройденных вариациях. Надежно скрытые, глубоко заархивированные и лишь изредка прорывающиеся наружу ощущениями доброго старого «дежа-вю», воспоминания о прошлом, настоящем… и будущем. Каждому из нас известно гораздо больше, чем мы можем себе даже представить. Здесь, в четвертом измерении, мы одновременно проживаем — нет, даже не множество — бессчетное количество жизней, но никогда не помним ни одной из них. Почти никогда…
Идущий следом майор всю дорогу молчал — он уже тоже все понял и сейчас пытался вспомнить, отыскать непонятно где запрятанные знания о том, что было в недавнем прошлом и что нас ждет впереди. Судя по периодически хмурящемуся лбу, пока безрезультатно. Я же с помощью не лез — чем меньше сейчас будет знать, тем лучше. Придет время, сам все поймет. Да и вообще, в этой исполненной непередаваемыми ароматами атмосфере лучше рот лишний раз не открывать. И дышать экономно, в одну
Ну, а затем наше вонючее путешествие подошло к концу. И если я правильно запомнил (то есть, вспомнил) все повороты и ответвления, мы уже были на территории ЦЕРНа, прямо под двухэтажным зданием местной насосной станции. Теперь оставалось лишь подняться по осклизлой металлической лесенке, аккуратно вскрыть запертую ржавую дверь и через подвал выбраться наружу. На оперативный простор и прочий свежий воздух.
Где нас уже давно заждались… два года ведь люди ждали!
Наверное, глупо спрашивать, помните ли вы расположение основных научных корпусов ЦЕРНа? Хотя, вполне могли бы видеть на фотографиях хотя бы некоторые из них — щеголеватые стеклобетонные строения (черное стекло, ослепительно-белые стены) с аккуратными лужайками перед фронтоном и немаленьких размеров парком позади. Вот как раз в этом парке мы и поднялись на поверхность — рациональные швейцарцы постарались упрятать свое насосно-ассенизационное хозяйство куда подальше. Вони, опять же, меньше (на самом деле никакого запаха на поверхности и близко не ощущалось).
Вырубили аккуратненько дежурную смену, отключили здание от связи и всякого другого интернета (ну вот объясните мне — нафига местным ассенизаторам целых три компьютера с выходом в интернет?! Непрекращающийся поток говна посуточно мониторировать? Или чтоб не прорвало часом, следить? Европа, блин…), и через невысокий ажурный заборчик на кирпичном парапете рванули прочь. Туда, где в ночной темноте приветливо горели уличные фонари и окна недремлющих лабораторий.
Теперь вели полковники — кратчайшую дорогу к наземным зданиям гигантского научного комплекса LHC-ускорителя они знали и без нашей с майором помощи. Не знали они лишь о патрулирующей территорию охране из числа все того же местного спецназа, так что мне приходилось их периодически притормаживать и устраивать небольшие передышки на сочной траве швейцарской равнины. Так что сравнительно небольшое расстояние до искомого комплекса мы преодолевали почти сорок минут, работая пока что по уже не раз отыгранной схеме — срок применить то самое, неведомое никому кроме меня, знание, еще не пришел.
Наконец впереди замаячил знакомый, весьма внушительный с виду забор, ограждавший главную изюминку европейского ядерного центра. Не сам коллайдер, конечно — двадцатисемикилометровое колечко (по форме, впрочем, гораздо более напоминающее многоугольник) не слишком-то оградишь забором. Да и какая, в принципе, необходимость защищать залегающую на стометровой глубине металлическую трубу весом в четыре тысячи тонн от чьих бы то ни было посягательств? Саперными лопатками до нее не дороешься и не проковыряешь, а от проникающей ракеты забор плохо защитит — в Баксане мы это и сами неплохо доказали. Однако же времени, разделяющего наши вариации, местным не то ученым, не то военным вполне хватило для превращения территории наземного комплекса БАК в настоящую крепость, эдакий научный центр в научном центре. Свои сотрудники, свой пропускной режим, своя внутренняя безопасность, свои многократно сдублированные подземные коммуникации, через которые теоретически можно попытаться пробраться внутрь. Или придумать что-нибудь позаковыристей, в духе диверсионного спецназа — зря что ли нас учили атомные станции и военные базы захватывать? Вот только времени на подобные развлечения у нас нет. Времени у нас — только добежать, плюнув на всякие там инфракрасные камеры слежения, до забора, с ходу перепрыгнуть опутанные проводами контактной сигнальной системы кусты, пришлепнуть к бетону вылепленную из пластита «колбасу» — и на прорыв. Искренне надеясь, что хоть кто-то хоть куда-то доберется живым и успеет хоть что-нибудь (интересно, что именно?) сделать, прежде чем отправится вслед за остальными. Вот там-то и тогда-то все и случится…
«…Извини, братишка, это будет немного больно, но ничего другого я уже не придумаю. Просто не успею — слишком поздно изобретать что-либо более хитрое. Если бы я сумел понять, ВСПОМНИТЬ, что происходит, хотя бы чуть-чуть раньше, можно было бы попытаться сделать иначе. А так… у меня осталось секунды полторы, они-то ведь ждут именно тебя. Извини…» — поудобнее перехватив автомат, он сделал шаг назад…
Вспышка… Нет, не вспышка — просто очень яркий солнечный свет, столь неожиданно пришедший на смену ночной тьме. Ослепительно-яркое утреннее небо над головой, стиснутое горными склонами ущелье и знакомые руины обсерваторского комплекса — Баксан. «Нейтринка». И еще грохот. Несмолкающий грохот выстрелов со всех сторон, когда непонятно, кто, из чего и куда стреляет. Ну, вот и началось…