Четвёртое измерение: повторение пройденного

Таругин Олег Витальевич

Спрятав пистолет, я вытащил щуп, опустился на землю и медленно пополз вперед. Всё, хватит спешить, а то как бы до смерти не доспешиться! На этот раз пересечем минное поле по всем правилам военной науки о скрытом проникновении на охраняемую территорию. Может, и вовсе стоило дождаться темноты — сомневаюсь, что местные патрульные по ночам страдают излишней активностью, сильно сомневаюсь. Хотя, кто их знает — летом светает рано, так что сейчас, наверное, часов семь утра — а они уже на ногах.

Ползти, в принципе, было не трудно. Плюс высокая нетронутая трава, какая бывает, пожалуй, только на минных полях да заброшенных кладбищах (тьфу ты, ну и сравненьице подобрал!), скрывала меня от любопытных глаз. Щуп легко входил в мягкую почву,

я несколько раз повторял эту сильно интеллектуальную операцию и, убедившись, что лежащие передо мной полметра земли не таят в себе опасности, продвигался вперед. Если стальной стержень во что-то упирался, я брал чуть в сторону или просто пропускал взрывоопасный сюрприз под собой. Один раз, из чисто спортивного интереса, разрыл дерн ножом, выяснив, что ничего уникального немцы не использовали — самая обычная противопехотная «шуцмина» в пропитанном влагоотталкивающим составом деревянном корпусе, за годы войны стоившая ног, а то и жизни, не одной тысяче советских солдатиков. Изредка, правда, встречались и выпрыгивающие «шпрингмины-35» [20] , установленные как в режим нажимного, так и натяжного действия — торчащие из земли поржавевшие усики и почти незаметные среди травы проволочные растяжки порядком меня нервировали.

20

Sprengmine 35 (S.Mi. 35) — немецкая противопехотная выпрыгивающая мина кругового поражения. Schuetzenmine 42 (Schue.Mi. 42) (см. выше) — немецкая противопехотная фугасная мина нажимного действия.

Проблемы начались метров через двадцать, когда я уже вошел в ритм и даже подумывал, не стоит ли перевернуться на спину и чуток передохнуть, а то и выкурить в рукав последнюю сигаретку все из той же многострадальной пачки, побывавшей со мной… да где только не побывавшей! Сначала я, привычно потыкав перед собой щупом, вытянул руку, раздвигая особо разросшуюся траву, ткнулся рукой во что-то, явно травой не являющееся… и едва не заорал благим матом от неожиданности.

Бл-л-лин, вот терпеть не могу сталкиваться лицом к лицу с покойником где-то так четырехмесячной давности! Полуистлевший череп с жуткой ухмылкой глядел на меня: «что, мол, Кондратский, не ожидал»? Красноармеец, кстати — перетянутый солдатским ремнем стеганый ватник, откатившаяся в сторону каска, слегка подернутый ржой ППШ и, что особенно неприятно — намертво зажатая в выброшенный вперед костистой руке граната. Без чеки, ясное дело — воевал человек. Бедолагу, видать, занесло на мины ещё ранней весной, во время боев за «Вервольф», а вытаскивать его никто не стал. Или попросту не заметили — ни контратаковавшие в марте немцы, ни окончательно выбившие их наши.

Вот бывает же! Я перевёл дыхание, длинно выдохнул сквозь сжатые зубы (нервы-то не железные) и приподнялся над травой, высматривая, не ждут ли меня впереди ещё подобные сюрпризы. Вроде бы нет. Виновато улыбнувшись погибшему, я с удвоенной скоростью заработал щупом, преодолев оставшиеся метры минного поля за рекордно короткий даже для профессионального сапера срок. И лишь перевалившись через провисшую до самой земли нитку колючки, оглянулся, чутко прислушиваясь. На той стороне было тихо — похоже, меня никто не заметил.

Еще раз взглянув в направлении уже скрытого травой красноармейца, тяжело вздохнул. Прости, братишка, но сделать для тебя я ничего не могу. Придется еще полежать, дожидаясь саперов, которые через несколько лет станут снимать минные поля, они и похоронят. Прости…

Кое о чем вспомнив, вернулся назад и, сообщив себе о том, что я — склонный к идиотскому авантюризму камикадзе, раскопал ближайшую к ограждению мину. Осторожно приподняв отсыревшую за два года крышку, лежащую вырезом на Т-образной нажимной чеке, выкрутил из гнезда взрыватель и стал обладателем двухсоттридцатиграммовой тротиловой

шашки. Вот и с ключом от резервного входа разобрались.

Мысленно поблагодарив своего инструктора по минно-взрывному делу (немецкий взрыватель ZZ-42, между прочим, во время войны считался одним из наиболее чувствительных!), я торопливо двинулся прочь…

Глава 12

Понятия не имею, с какой скоростью гулял в этой лесопосадке «дер гроссе фатер аллес дойчес», но я проскочил её буквально за считанные минуты. Время, внезапно обретшее физически осязаемый объем и форму, загнанным скакуном задышало, роняя клочья пены, мне в затылок, подгоняя: скорее, скорее. Красиво сказано, только вот интересно — я это на самом деле ощущал, или всё это был лишь невинный морок моего подземного собеседника, эдакая невербальная шутка юмора? Или просто-напросто добрая старая шизофрения, полностью откреститься от которой я не мог по одной-единственной причине: уж слишком нереальным казалось всё, произошедшее за последние дни.

Вот с такими далекими от оптимизма мыслями я и выскочил на знакомую полянку, неведомым образом почти не изменившуюся со времен прошлого посещения. Выскочил, пробежал вперед, едва не врезавшись в приметный столб с трафаретным номером «57» черной краской по желтому фону, вернулся назад… и обессилено привалился к боку того самого здоровенного валуна. Именно того самого, разве что мха на покатых боках наросло куда как меньше, да трава вокруг была выше.

Решив не терять времени даром, я просунул руку под камень и почти привычно, словно последний год только этим и занимался, нащупал и дернул на себя стопорную скобу. Знакомый щелчок известил, что за шестьдесят прошедших в обратном направлении лет ничего не изменилось и даже стало лучше, нежели было. Уже прогресс…

Упершись плечом, без проблем сдвинул каменюку в сторону, воззрившись на ещё нетронутый полувековым тленом люк. Все та же шаровая темно-серая краска, все тот же белый трафаретный номер… разве что время другое и пластинки-ключа со сложным рисунком штырьков-отмычек у меня нет. Зато есть кое-что другое — тот самый винт с хитрой резьбой из всем известной народной мудрости.

Вытащив из кармана желтоватый брусок тротиловой шашки, я вкрутил обратно взрыватель и пристроил заряд точно посередине люка. Двести граммов тротила три сантиметра брони, ясное дело, не проломят, но, если я правильно запомнил устройство и расположение запорного механизма, попортят его основательно. Отраженная взрывная волна от нижней поверхности валуна, опять же.

Примотав к петле чеки парашютную стропу из обязательного походно-диверсионного набора (метров семь — вроде бы нормально?), задвинул на место камень и прилег в сторонке. Оставалось лишь дернуть хрестоматийную веревочку из детских стишков-страшилок — и успеть зажать уши ладонями: тяжеленный валун взрывом, конечно, с места не сдвинет, но шарахнет, особенно, в замкнутом пространстве, неслабо.

Дернул. Шарахнуло. Больше так делать никогда не стану, чесслово. Уж лучше еще разок под минометным обстрелом, чем так, по собственной воле, да в считанных метрах от себя. Стряхнув перемешанную с сухой хвоей землю, задумчиво осмотрел дело рук своих. Вот смешно будет, если взрыв сбросил валун с направляющих — вручную такую махину и с места никак не сдвинешь! Об этом я как-то и не подумал…

Волновался я зря — маскирующий вход камень, предусмотрительно не поставленный мной обратно на стопор, без проблем отъехал в сторону, явив взору засыпанный гранитной крошкой люк. В щель между покореженными взрывом створками вполне проходила рука, по локоть — точно. Вот так-то, а вы говорите — ключ. Буратины, блин!

Впрочем, ни просовывать руку, ни добивать замок из винтовки (резервный план, успешный процентов, эдак, на десять) мне не пришлось. Лёгкого пинка хватило, дабы створки, укоризненно скрипнув, распахнулись, открывая проход. Везуха!