Четвёртый долг

Винтерс Пэппер

***

Четыре дня.

Прошло целых девяносто шесть часов с тех пор, как я очнулся после операции.

Кажется, будто я уже целую вечность пялюсь на голубой потолок и стены с весёлым плакатом с щенком, в то же время сходя с ума от беспокойства за Нилу.

Что они с ней делают?

Как она справляется?

Жасмин сказала, что сделает все, что в ее силах, чтобы защитить ее, но как бы сильно я ни верил и любил свою сестру, я знал, на что способны мой брат и отец.

Она

там не в безопасности.

Я должен вытащить ее.

Я также знал, на что способна Бонни, и это пугало меня до смерти.

Тяжело вздохнув, я стиснул зубы и выпрямился. Мне надоело лежать горизонтально. Я злился, когда мне говорили, что я могу и чего не могу делать. И меня раздражало, что я поменял одно заключение на другое.

Луиль каждый день угрожал мне, что будет меня удерживать меня насильно. Особенно, когда он нашел меня на полу на следующий день после операции, истекающим кровью, когда я слез с кровати, веря, что я достаточно здоров, чтобы бороться.

Глупо было пытаться, но я должен был. У меня не было выбора.

Я не мог просто так лежать. Это был не вариант. Нила нуждалась во мне. И я не подведу ее снова.

Пришло время делать все по-своему, мать твою. Иначе будет слишком поздно.

Первые три дня Луиль вел себя как настоящий нацист, когда я пытался встать. Я понял, что он отвечает за мое благополучие. Что он сделал свою работу и подлатал меня, чтобы я прожил еще один день. Но чего он не понимал, так это того, что я не хочу прожить еще один гребаный день, если Нила не будет рядом со мной.

Это моя ответственность, черт возьми.

Я не подведу ее. Никогда больше.

Время было моим врагом, но в то же время и другом. Каждая секунда оставляла Нилу вне моей защиты, но в то же время - исцеляла меня, чтобы я мог наконец исправить свои ошибки.

Я просто жалел, что у меня нет волшебного устройства, которое остановило бы время в Хоуксридже и ускорило бы мое излечение, чтобы я мог снова стать сильным.

Подожди меня, Нила.

Останься в живых ради меня, Нила.

Свесив ноги с кровати, я посмотрел на стерильный линолеум на полу. По крайней мере, я чувствовал себя скорее человеком, чем растением. Последние несколько дней были ужасными, но мне становилось лучше — неважно, насколько я был слаб.

Я ненавидел быть таким чертовски слабым. Слишком слабым, чтобы быть полезным.

Я как мог боролся с усталостью и болезненностью моего тела, которое постепенно излечивалось. Рана зажила так быстро, как только могла. Мне просто нужно было научиться терпению.

Я фыркнул. Да, конечно. Терпению, когда моя ненормальная семья забрала мою женщину.

У меня нет выбора.

Если бы я только мог вылечиться быстрее.

Сделав глубокий вдох, я оттолкнулся от кровати. Мои босые ноги шлепали по прохладному полу. Комната поплыла, напоминая мне о Ниле и ее вертиго. Мы идеально подходим друг другу. Оба слегка сломаны. Оба слегка испорчены. Но совершенно подходящими друг другу, как только мы позволим нашим сердцам стать едиными.

Страница 16

Мои

пальцы ног впились в гладкий линолеум, удерживая меня в вертикальном положении. Тыльная сторона моей руки дернулась, когда потянулась трубка капельницы. Я застонал, вытирая пот, уже выступивший на лбу.

Я на собственном горьком опыте убедился, когда впервые попытался сходить в туалет, что мне нужно катать эту штуковину вместе с собой, в противном случае игла в моей руке дёргала меня назад.

Это было больно. Но не так сильно, как болело мое сердце, когда я думал о Кесе, все еще держащимся за этот мир. Он не умер. Как бы ни был непреклонен доктор Луиль, говоря, что он никогда не проснется.

Не думай о нем.

У меня было слишком много поводов для беспокойства. Нахождение в людном месте было настоящим испытанием для моих эмоций. К счастью, у меня была отдельная комната, но это не мешало эмоциям просачиваться сквозь стены.

Обрывки горя и неуместной надежды просачивались под мою дверь от членов семей, навещающих любимых. Ужасная боль и жажда смерти плыли, как волны аромата от пациентов, исцеляющихся от травм.

Я чертовски ненавидел больницы.

Я должен уйти — если не ради Нилы, то ради себя самого.

Я мог бы исцелиться намного быстрее вдали от людей, которые высасывают из меня жизнь.

Стиснув зубы, я двинулся вперед. Большая повязка вокруг моего живота давала сломанному ребру некоторую поддержку, но я всё равно ощущал боль. Доктор Луиль по моей просьбе уменьшил дозу обезболивающих. Мне нужно было знать правду - следить за своим выздоровлением и научиться справляться с дискомфортом самостоятельно.

Потому что три недели - это чертовски долго.

Я не собираюсь ждать так долго.

Как только я смогу добраться до туалета, не потратив на это пятнадцать чертовых минут, можно считать, что я уже вылечился, и мне было все равно, что скажут другие.

Каждый шаг давал энергию атрофированным мышцам.

Каждое движение заставляло мое тело оживать.

И каждый спотыкание гарантировало, что я смогу уйти гораздо раньше.

Одиннадцать минут.

Это лучше, по сравнению с шестнадцатью минутами вчера.

Не самое лучшее достижение - идти от кровати до ванной, но я сократил пять минут за двадцать четыре часа. Я выздоравливал быстрее - поддерживаемый моим безжалостным напряжением.

Шатаясь обратно к презренному матрасу, я остановился в центре комнаты. Мысль о том, чтобы снова лечь на накрахмаленные простыни и снова уставиться в голубой потолок без всякой гребаной цели, кроме как мучить себя образами Нилы, не вдохновляла меня.

Я еще не был хорош для нее. Я должен был быть благоразумным и исцелиться, прежде чем спасать ее, но я не мог больше лежать здесь, не разговаривая с ней. Не говоря ей, как сильно я люблю ее, забочусь о ней, скучаю по ней, хочу ее. Я нуждался в ней. Мне нужна была ее улыбка, ее смех, ее прикосновения, ее тело.