Четвертый опыт Выбегаллы

Афанасьев Сергей

Во-первых, черт на самом деле оказалось много. Я считал, что положительной женщине должны быть присущи одни качества, Витька думал про другие, а Эдик — про третьи. Зачастую они не совпадали. А во-вторых — здесь было два разных направления — внешность и физические данные (походка, гибкость, движения рук и головы) и ее внутренний мир.

Витька, просмотрев мои записи, обозвал меня дураком и сказал, что такой объем описаний красивых женщин, который заключен в мировой истории, обработать просто физически невозможно. А если и получиться сделать это, скажем, к старости, то ответа все равно не будет — не может одна единственная женщина удовлетворить

всем вкусам и условиям. Да и сам знаешь, хлопнул он меня по плечу напоследок, в разные эпохи были разные критерии красоты — вот, например, первобытные люди очень любили толстых женщин, чтобы в голодное время было чем питаться. Дурак ты, Витька, сказал я, обидившись, и ушел искать Эдика Амперяна.

Эдику моя идея поначалу понравилась и он тут же на листочке бумаги стал составлять список критериев, по которым должен, по его мнению, проходить отбор, но скоро сдался и сочувственно посмотрел на меня.

— Может, зря все это? — спросил он чуть виновато. — Не связывайся с этим. Все равно у Выбегаллы ничего путного никогда не выходило.

— Знаешь, — ответил я, находясь под магическим обоянием неземного видения, которое получится в результате этого эксперимента. Это же мечта всех мужчин, идеал женщины. — Жалко отдавать такую хорошую идею и в такие руки. Я все-таки попробую.

— Как знаешь, — пожал плечами Эдик. — Только учти, что по-настоящему красивая женщина — это не только внешность.

— Да, знаю, — кивнул я, уходя.

Целыми днями я пропадал в нашей библиотеке, собирая фотографии, книги (в том числе и фантастические!), картинки, отрывки из кинофильмов, выискивая в них критерии женской красоты, а также описания самых красивых женщин мира, начиная, наверное, с египетской царицы Нефертити. Большей частью меня интересовали те черты, которые особенно выделяли восхищенные поклонники — движения рук и головы, походка, выражение глаз, умение вести себя, наиболее привлекательные черты характера — чтобы все это обобщить как во внешний образ, так и во внутренний. Сидя у бибилиотечного телевизора я часами наблюдал за показами мод, восхищаясь красотой манекенщиц и стараясь мысленно запрограммировать походку этих красивейших созданий. Перелистывая тонны журналов, я выбирал фотографии самых красивых женщин, только тех, которые привлекали меня с первого взгляда, сразу бросались в глаза, и пытался найти в них те черты, которые делали их такими необычными…

Вся эта работа поглотила меня настолько, что я перестал ходить на обеды и просиживать свободное время с друзьями, предпочитая перекусывать пирожками прямо в библиотеке. А также я, сославшись на большую загруженность, отказался на приглашение Стеллочки и Эдика в субботу выехать с палаткой на озеро.

И каждую ночь во сне меня с завидным постоянством посещали умопомрачительные женщины, не давая мне покоя. Они приходили по одиночке и целыми группами, они садились у изголовья кровати, странно смотрели на меня, что-то говорили тихими голосами, гладили меня по голове, и уходили. А утром я бежал к столу, чтобы записать и эти черты женской красоты, и в бессилии опускал ручку — у меня не оставалось никаких воспоминаний, как же конкретно они выглядели! А только твердое знание того, что они были невероятно красивы.

Такая самоотверженность и самопожертвование не прошли даром и результат не замедлил сказаться — к середине следующей недели я накопил гигантский материал описаний и изображений красивейших женщин планеты. Осталось только все это

обработать, обобщить и получить соответствующий результат — идеал человека, как надеялся профессор Выбегалло; идеал женской красоты, как надеялся я, впрочем, совершенно не представляя, как же она будет выглядеть, и что из всего этого получится.

И я пересел за компьютер.

Днями и ночами я мучил несчастную машину, но… алгоритм не вырисовывался, программа у меня не шла и я был злой и раздражительный. Заметив это чуткие ребята стали обходить меня стороной, а при встречах в коридоре вежливый Эдик Амперян лишь сочувственно кивал головой, а грубый Корнеев всем на удивление проходил молча, подозрительно при этом меня разглядывая.

И вот наконец наш старенький Алдан-3 выдал долгожданный результат. Читать все это было невозможно и я еще раз проверил программу, но все в ней оказалось правильным.

В сильном смущении я отнес толстую пачку распечаток профессору Выбегалло, который однако, быстро пробежав глазами первую страницу, пришел в необычайный восторг.

— Это же просто шармант, экселент какой-то… — приговаривал он, причмокивая губами. — Это вы, батенька, услужили. Не ожидал, не ожидал…

И работа в его отделе, все еще пахнущим селедкой с прошлого эксперимента, закипела с новой силой.

Признаться и мне не сиделось на месте, и я несколько раз на дню проходил по шестому этажу мимо их дверей, не решаясь войти из-за стойкого рыбного запаха — бедные сотрудники с ошалевшими глазами привыкли уже ко всему и ничего не замечали — и с замиранием наблюдал сквозь приоткрытые двери за их быстрыми торопливыми движениями, и за тем, как они, внимательно выискивая что-то в распечатках, программируют новенький, только что с завода, автоклав, в то время, как молодые сотрудницы с обреченными лицами, засучив рукава, ведрами наполняют его нутро питательным раствором противного цвета и запаха.

А один раз, когда в лаборатории никого не оказалось, я осторожно подошел к автоклаву и благоговейно заглянул в мутное круглое окно в сильнейшем желании увидеть результат своей работы… и поспешно отпрянул в сторону — что-то белое, жуткое и бесформенное колыхалось в зеленоватой полутьме.

Больше я на этот этаж не поднимался.

Глава 3. Тягостное ожидание

Сгибаясь под тяжестью увесистого чемодана, я бодрым шагом дошел до машины и аккуратно положил его в багажник.

— Ну что ж, Шура, держитесь, — сказал У-Янус на прощанье, уезжая в командировку и впервые похлопав меня по плечу. Я онемел, но он сел в машину и уехал, так больше ничего и не сказав.

С недобрым предчувствием я вернулся в институт.

Сегодня наши коридоры были на удивление пустынны — пронесся слух о скором вылуплении нового выбегалловского кадавра и все слонялись по шестому этажу, желая воочию взглянуть на Богиню Любви, Афродиту и Идеал женской красоты в одном лице, как уже успели окрестить это существо.

— Да ты что, — говорил кто-то насмешливо. — Женский идеал в представлении Выбегаллы — увольте, на это чудо я и смотреть-то не рискну…

— Да нет, говорят, что описание запрограммировал лично Привалов на своем компьютере. А вот, кстати, и он. Саня! — закричали мне. — Иди сюда.

Я подошел, смущаясь под откровенные любопытные взгляды.

— Это правда, что ты приложил свою руку к этому, с позволения сказать, опыту? — спросили меня с ехидцей.

— Правда, — еще больше смущаясь ответил я.