Четвертый поросенок

Калашников Сергей Александрович

Селяви!

Глава 30

Вопросы о главном

Покатав в голове приятную мысль о наступившей взрослости: «Всё верно, вон ведь и разведка не как с сопляком говорила. Да и Хранительница правду рубанула в глаза — не стала ему врать», — мигом решил воспользоваться ситуацией — обхватил рукой талию, да прижался головой к мягкому. Над головой раздался вздох — кажется сегодня «камень с души» упал не только у него, после чего его щелкнули по носу, а Хранительница вскочила, легко вывернувшись

из объятий:

— Ладно, раз все точки нал «и» расставлены и взаимопонимание установлено, то перейдем к вопросу о компенсации. — Докторша, начавшая весело и задорно, вдруг резко посерьезнела. — Спрашивай!

— Любой вопрос? — в такую лафу Федьке совершенно не верилось, где-то тут была ловушка. Наверняка.

— Совершено любой! — решительно тряхнула головой Хранительница. — А вот насколько глубоко смогу ответить… Но я буду стараться. Так что — не прогадай!

— Есть ли жизнь на Марсе? — Ляпнул Федька первое, что пришло в голову, закружившуюся от перспектив.

Хранительница на пару секунд подвисла от такого вопроса.

— Теперь есть! — ехидно ответила она ему, и заговорщицки подмигнула, глядя на его расстроенную физиономию, говорящую: «Как же я не подумал?!», — но если не принимать во внимание населения станции «Прима» и экспедиции «Купол», а ставить вопрос об сохранившихся аборигенных формах жизни планеты… Слушай, тебе точно нужен ответ на этот вопрос? А то ведь комплексная экспедиция нужна, а она найти ответ может хоть завтра, а хоть и через три сотни лет.

— Да не особо, — разочарованно протянул Федька.

— Ну и зря! — еще ехиднее заявила Хранительница, — мог бы пожить лишних пару сотен лет. Сам понимаешь, собрать такую экспедицию совсем не минутное дело, да и сами исследования — вещь не быстрая — пришлось бы озаботится, чтобы ты лет до трехсот дожил, — и заговорщицки подмигнула, вредина такая, а у Федьки чуть душа не оборвалась — не врёт ведь. Но и не договаривает. Например, а вдруг дожидаться результатов пришлось бы в криогенной заморозке?

— Не, не стоит, — протянул мальчик, — на Мелкую ведь такое долгожительство не распространяется?

— Умный малыш, — рука опять прошлась по волосам и даже почесала за ухом, отчего Федька просто обалдел, — умеешь слушать музыку. Так, глядишь, скоро и танцевать научишься.

Сердце ухнуло в пятки, очень уж прозрачный был намек: «Когда танцуешь с Дьяволом — слушай музыку», — но язык опять отработал быстрее головы:

— Вы — демон? Почем нынче души?

А смеялась Хранительница заразительно, совсем не солидно, зато искренне.

— Души, как и всегда — даром. Их люди сами губят, никакой необходимости покупать нет, насколько я знаю. Что до первого вопроса, — на лице опять появилась улыбка, — то лучше задай другой, а то заблудимся мы в этих дебрях. Оно нам надо? Спрашивай лучше то, что тебя по-настоящему волнует.

«Что волнует? А это мысль!»

— Хорошо. Почему у нас с Мелкой… — изложение вопроса длилось довольно долго. Некоторое время Хранительница просто выслушивала

его путанные объяснения, потом сама начала задавать вопросы. К концу беседы Федька понял, что выболтал не только то, чего не собирался говорить, но и даже то, о чём раньше никогда не задумывался.

— Резюмирую: у тебя следующая проблема — несмотря на то, что она тебе нравится, как человек и как девочка, никакого влечения, кроме душевного, ты к ней не чувствуешь, и волнуешься, почему никакой сильной реакции на особу противоположного пола тоже почти никогда не наблюдается. Так?

Оставалось только смущенно кивнуть.

— Знаешь, — задумчиво протянула Хранительница, — я ведь не семейный психолог…

«Вот блин, опять облом», — мелькнула паническая мысль.

— … но ничего сложного мне тут не видится! — неожиданно повернулся разговор, аж как-то даже обидно стало от осознания тривиальности собственных проблем.

— Немного наводящих вопросов — вы ведь друг друга без одежды видели?

— Ну да… когда купались. И в бане, и в озере…

— И?

— И ничего… почти.

— Да я не о том — вы ведь совершенно друг друга не стеснялись. Не смущались не краснели. Так?

А вот с этого ракурса Федька на ситуацию глядеть не пытался, а что — выходит надо было?

— Так.

— Ага. Ну, тогда всё более-менее понятно, — Хранительница покачалась с пятки на носок, видимо подбирая выражения. — Понимаешь, для формирования влечения… в смысле физиологического влечения, важным фактором является наличие некоторой недоговоренности, некоторой тайны. Слишком велика в этом процессе роль воображения и степени идеализации партнера. То есть желание должно просыпаться от одного намека, от мелькнувшего из-под одежды чуть большего, чем обычно видно. Или от просветившего платье солнца — воображение мигом дорисует нужный «идеальный» образ. А вот если всё и так ясно — воображению просто негде развернуться. Всё и так понятно. И от идеала далеко. Собственно, поэтому столько табу в этом вопросе, да и женские наряды, при всей их откровенности, всегда оставляют место для воображения. Это целое искусство.

Федька потрусил головой — вот те раз, выходит своей поспешностью и любопытством они больше навредили себе — не дали развиться желанию? Вот засада-то!

— А вы еще и «предназначенные друг для друга» и, как ни странно, от этого делается только хуже. Как ни хороши картинки и фильмы в визорах, — Федька густо покраснел, но Хранительница продолжала лекцию, не обращая внимания на пациента, — но любой понимает, что жизнь далека от экрана, а вот самому и в первый раз… Да. И интимная близость далеко не самое важное, гораздо важнее близость духовная. Всё это дает немалый повод и для волнения, и для воображения, и для идеализации. Ведь принять партнера целиком не в состоянии даже любящий человек. Любят-то как раз обычно некий образ, а не живого человека. И замена идеала на понимание и приятие реального характера — процесс длительный и далеко не всегда успешный.