Четвертый раунд
Шрифт:
Конечно, на каждом конкретном этапе в подготовке любой сборной можно подчеркнуть какие-то более или менее общие для команды упущения и просчеты. Но обычно дело решают не они: причины, как правило, всегда и глубже и сложнее. И искать их, повторяю, нужно не вообще, не собирательно-командным способом, а в рамках индивидуальности каждого отдельно взятого боксера.
Общим в Варшаве, пожалуй, было только одно — то, что советский бокс участвовал в первенстве Европы впервые. Так же, как год назад на олимпийском ринге в Хельсинки. Недаром, видно, говорят, что первый блин всегда комом.
Но есть и еще одна поговорка: лиха беда начало. И ровно через два года,
В Берлин мы приехали в конце мая. Стояла великолепная солнечная погода; безоблачное голубое небо и по-весеннему прохладный ветер вселяли бодрость, укрепляя и без того активное, боевое настроение.
Зелени на улицах было мало. Вместо нее городской пейзаж оживляла реклама. Она была всюду. Здание «Шпортпаласа», где установили ринг, не являлось, разумеется, исключением: стены его пестрели разноцветными призывами торговых и промышленных фирм. Внутри в этом смысле тоже ничего не менялось. Рекламой было заполнено все, что только можно, — каждый свободный клочок стен, трибун, потолка. Даже над рингом пламенел неоновый призыв: «Пейте кока-колу!» Государственные флаги участвующих в первенстве стран терялись в этой кричащей пестрой сумятице. Вместо них глаз натыкался на огромные пластмассовые коробки сигарет, ярко освещенные спрятанными внутри лампами. В довершение всего в перерывах между двумя поединками спускался откуда-то из-под потолка необъятный экран, на котором под вой и грохот джаза мелькали кинокадры, втолковывающие десяти тысячам зрителей достоинства того или иного сорта сосисок или преимущества новых противозачаточных средств.
Впрочем, несмотря на откровенную назойливость и вездесущность рекламы, на нее мало кто обращал внимание. Собравшихся здесь болельщиков интересовали, разумеется, не сосиски, они пришли сюда с единственной целью — посмотреть большой бокс.
А поединки обещали стать интересными. В Западный Берлин съехалось более ста пятидесяти лучших мастеров ринга, представляющих любительский бокс двадцати трех европейских стран. Особый интерес берлинцы проявляли в отношении советских боксеров. Разрушенный, далеко еще не восстановленный город чуть ли не на каждом шагу напоминал о недавней войне, и это, судя по всему, подогревало внимание к нам со стороны жителей города. Но никакой неприязни не чувствовалось. Пожалуй, даже наоборот.
Когда на ринг поднялся мой каунасский одноклубник Ромуальдас Мураускас и диктор объявил, что это первый советский боксер, выступающий в Западном Берлине, на трибунах раздались громкие аплодисменты. Мураускаса здесь никто прежде не видел, и болельщики просто хотели выразить тем самым свои симпатии.
Аплодисменты оказались кстати: Мураускас выиграл бой. Его противник, болгарский полутяжеловес Андреев, весь первый раунд упрямо рвался вперед, но атаки его не достигали цели, а в середине второго раунда болгарин пропустил сильный удар и оказался в нокдауне. Поединок вскоре прекратили за явным преимуществом советского боксера.
Мне в тот вечер выпало по жеребьевке встретиться с румынским боксером Димитру Чиаботару, о котором я уже упоминал в связи с международным турниром в Москве. Для меня эта встреча носила весьма важный, принципиальный характер, и лучше, конечно, если бы она состоялась не в начале, а под занавес берлинского первенства, когда уже не надо было бы беречь силы. Но жребий решил иначе. И я, честно говоря, изрядно переволновался.
Дело в том, что предстоящая встреча была
Еще в Москве, когда Чиаботару работал в полутяжелом весе, я обратил внимание на его мощные боковые удары с обеих рук. Понятно, что после того, как он перешел в тяжелую весовую категорию, перчатки его легче не стали. Но сильный нокаутирующий удар для тяжеловесов не редкость, и румын не произвел на меня особого впечатления. Во всяком случае, сильным противником я его отнюдь не считал. Даже после того, когда узнал, что ему удалось выиграть бой у Королева. Тем более что их поединок в какой-то мере был спорным, а сама победа Чиаботару сомнительной.
На Всемирных студенческих играх в Бухаресте мы встретились с ним лишь в финале, и до этого я успел еще раз присмотреться к нему на ринге. Приличный боксер, но и только. У меня имелись все основания считать себя лучше. Никто тогда не сомневался в моей победе.
Однако на деле вышло по-другому. Все произошло внезапно. Наш бой продолжался каких-то пятнадцать двадцать секунд, и я до сих пор не знаю, как это случилось. Сколько я потом ни расспрашивал своих товарищей, никто мне толком так ничего и не сказал. Видимо, щадили мое самолюбие.
Чиаботару двинулся в атаку без разведки, сразу же пустив в ход свои размашистые мощные боковые. Я сделал шаг назад, стремясь сохранить дистанцию, я ударил прямым правой в голову, но промахнулся. И тут он меня зацепил…
Очнулся я уже в изоляторе; рядом хлопотал врач. Голова раскалывалась от тупой боли, и чувствовал я себя словно пьяный; в глазах плавало, тело как ватное. Удар, как мне сказали, пришелся точно в подбородок и вызвал длительную потерю сознания. Глубокий нокаут.
После этой истории кое-кто поспешил поставить на мне крест. Припомнили бой с Ниманом — два нокаута на протяжении одного года! Пошли разговоры о стеклянной челюсти, о том, что я не держу удар, что у меня слабая голова и тому подобное. Одним словом, как боксер я якобы умер. В меня перестали верить.
Конечно, понять этих людей можно. По-своему они в чем-то даже были правы. Нокаут здоровья действительно не прибавляет. Особенно в тяжелом весе, где удар порой способен свалить с ног и быка. Не, раз случалось, что боксер после одного-двух нокаутов уже не мог вернуться на ринг, навсегда утрачивал необходимую спортивную форму. Нокаут — штука серьезная. Никто не знает этого лучше самих боксеров. И все-таки бокс без сильного удара немыслим, и с этим приходится мириться. Конечно, высокая техника и большой боевой опыт могут надежно обезопасить, но гарантий не дают и они. Обычно мастера ринга высокого класса, если и пропускают нокаутирующий удар, то крайне редко.
Таково правило. И оно говорило явно не в мою пользу.
Но правила не существуют без исключений. Сам я отнюдь не разделял пессимизма тех, кто поторопился списать меня в архив. Не знаю, из какого материала была сделана моя челюсть — из хрупкого ли стекла или, напротив, из прочного железобетона, но я твердо решил, что не брошу бокс. И слово свое сдержал.
Через положенный по медицине полугодичный перерыв я вновь вышел на ринг и одержал одну за другой шестнадцать побед подряд. Не обошлось опять же и без нокаутов. Одиннадцать боев я закончил с помощью точного завершающего удара. Удержал я за собой и звание чемпиона Советского Союза, подтвердив его в пятый раз на ринге Московского цирка. Словом, мрачные прогнозы скептиков не оправдались