Четвёртый раунд
Шрифт:
— Андрей Васильевич! У меня неприятность: старшая медсестра... словом, я вынужден был поместить её в изолятор. Да... Конечно, могу и сам установить, но свой сотрудник всё-таки. Непривычно как-то. Будет лучше, если диагноз установит кто-нибудь, не связанный с больницей. Да, я очень прошу... Завтра с утра. Пустая формальность... Я позвоню ещё Сыртову.
Виктор Георгиевич облегчённо вздохнул, закурил сигарету и набрал очередной номер:
— Коллега! Это Патов... У меня неприятность: старшая медсестра...
На охоту почему-то выехали глубокой ночью, когда на
Хозяин дома за ворота выходить не стал, попрощался со своим гостем во дворе. Крепко пожав руку Жогину, покровительственно похлопал его по спине и пожелал счастливой охоты.
— Тоже хочется поехать, — признался Расул-ака. — Давно в горах не был. — И, сожалеюще вздохнув, добавил: — Нельзя. Дела. Всю жизнь как верблюд работаю.
«Оно и видно! — с иронией подумал Жогин, глядя на пухлые щёки хозяина дома и выпирающий из-под халата живот. — Заработался, бедняга... Тебе, если на охоту ехать, медведя нужно взнуздывать — лошадь такую тушу долго не пронесет.»
— А где же ружья? — недоумённо спросил своих спутников Жогин, когда низкорослые, мохнатые лошади вынесли их из тесного переулка на широкую грунтовую дорогу, ведущую за город.
— Уже там, — успокоил его один из спутников. — Наш товарищ вперёд поехал. В заповеднике охотиться нельзя. Это так... по знакомству мы едем. Сейчас люди, знаешь, какие? Увидят, что с ружьями поехали, сразу разговоры пойдут. Кому это надо?
«Какой дурак сейчас будет следить, с чем мы едем? — подумал Жогин. — И если прятаться — зачем тогда лицензия? А если они боятся, что нас кто-то сейчас увидит с ружьями, то как же их товарищ вёз днем сразу несколько штук? Они, наверное, меня за придурка считают... Ладно, посмотрим, кто кого вокруг пальца обведёт.»
Спутников было двое. Оба молодые, крепкие, в сёдлах сидели, как влитые. Ехали всё время рядом с Жогиным, сжав его с двух сторон. Выехав в степь, пустили лошадей лёгкой рысью.
— Ночью хорошо ехать, не жарко, — рассуждал один из сопровождающих. — К утру уже в горах будем, а там всегда прохладно. Хоть бы ирбиса удалось убить, — мечтательно сказал он. — Расул много денег дал бы за шкуру...
— Убьёшь! — заверил его второй. — Куда он денется?
Жогин ехал молча, не поддерживая разговора. Возникшие у него в начале поездки подозрения крепли и, наконец, перешли в уверенность — едут они к той незримой черте, за которой для него наступит небытие. Это нужно было предвидеть с того дня, когда он поселился в просторном доме у Расула. Его и поселили-то на краю города затем, чтобы поменьше бывал на людях, а возможная слежка за ним легко бы обнаружилась. Жогин оглянулся назад: огни города были видны далёкой мелкой россыпью, зато по сторонам начали смутно вырисовываться очертания холмов. Рассвет был недалёк. «До вечера они со мной цацкаться не будут, — подумал Жогин. — Не в их интересах... За день меня могут в их компании чёрт-те сколько людей увидеть.»
Сунув руку во внутренний карман пиджака, Жогин снял пистолет с предохранителя и натянул поводья. Не ожидавшие этого спутники проскочили мимо него и остановили своих лошадей в нескольких метрах впереди. Выстрелы были не очень гулкими: наступавший с гор предрассветный туман приглушил звуки.
«Я вам покажу ирбисов, сволочи! — мысленно выругался Жогин, разворачивая
Предостережение
Друян любил этот сквер в центре города, с его широкими тенистыми аллеями, по которым молоденькие мамы катали нарядные детские коляски. Расположен он был рядом с прокуратурой, и после трудового дня было приятно посидеть где-нибудь в укромном уголке наедине со своими мыслями. После душных кабинетов и прокуренных коридоров, наполненных сдержанным гомоном многочисленных посетителей, чистый воздух сквера и его тишина воспринимались как заслуженный подарок в конце дня.
Сергей Викторович облюбовал пустующую скамью у поворота аллеи и, откинувшись на спинку, расслабился. Уже сентябрь... Солнце в полуденные часы ещё по-летнему жаркое, но по ночам уже довольно прохладно, а росными утрами в низинах и густых кустах подолгу стоят грибные осенние туманы. Изредка, с шорохом прорезая листву крон, на асфальтовые дорожки сквера падали созревшие дикие яблоки.
Сегодня насладиться тишиной и одиночеством не удалось. Не успел Друян развернуть свежую газету, как из-за голубых елей, росших возле декоративной груды валунов, появился мужчина и направился к скамье, на которой сидел следователь. Одет он был небрежно: и коричневая рубашка без галстука под серым костюмом, и лёгкие замшевые туфли кофейного цвета были далеко не первой носки. Но эта продуманная небрежность шла скорее от приличного достатка, чем от бедности. «Как будто специально ждал, — с досадой подумал Сергей Викторович. — Мог бы минутой раньше себе место выбрать.» Других скамеек поблизости не было, и то, что мужчина сядет рядом с ним, не вызывало сомнений.
Незнакомец поздоровался с Друяном, как с давним знакомым, назвав его по имени-отчеству, и, сев на скамью, сразу приступил к деловому разговору:
— Меня, Сергей Викторович, попросили поговорить с вами об одном деле...
— ...выгодном для меня и наверняка противозаконном. Так? — с усмешкой закончил фразу Друян.
— Почему вы так думаете? — несколько растерялся незнакомец.
— Потому что вы решили поговорить об этом со мной в неофициальной обстановке. Кроме того, в отличие от вас, я не знаю, с кем говорю.
— Извините. Меня зовут Игорь Сергеевич. По профессии я юрист, если это вам интересно. А насчёт противозаконности, то вы даже ещё не слышали, о чем я хотел поговорить.
«Встать и уйти? — подумал Друян. — Это ничего не даст, если уж кто-то решил побеседовать со мной наедине, то он всё равно рано или поздно выберет для этого удобный момент и подходящее место. И еще неизвестно, кто тогда окажется в более выгодном положении.»
— Дело касается взятки? — напрямик спросил Друян.
— Не совсем, — усмехнулся пришедший. — Скорее речь идёт о подарке. И потом, вы уж слишком прямолинейны, Сергей Викторович. Такую роскошь — называть вещи своими именами — можно позволить себе в том случае, если уже достиг в жизни определённых высот. Стоишь на одной из верхних площадок, так сказать.