Четвёртый раунд
Шрифт:
— Что случилось? — удивлённо спросил её Патов.
— Это я у тебя должна спросить, что случилось, — глухо ответила медсестра.
— У меня? Как будто всё в порядке.
— Ты собираешься в отпуск? — спросила она.
— Да... А что?
— А про меня ты забыл? — с обидой спросила медсестра.
— Тебе, Лариса, в этом году придётся пойти в отпуск позже. Когда я вернусь. Путёвку я тебе достану. А пока кому-то надо остаться приглядывать за всем.
— А твой заместитель? Он что, не справится?
— А-а-а, это не то... Ты же знаешь, что я имею в виду.
— Та-а-ак... Теперь ты, значит,
— Лариса! Я тебя прошу, только без шутовства, — поморщился Патов. — Ты же знаешь, в каком положении я сейчас...
— А я в каком? Держал как наложницу несколько лет, столько абортов из-за тебя сделала, а теперь не нужна?
— Ну зачем ты так? Кто тебе сказал, что ты не нужна?
— А зачем мне говорить? Я не девочка и сама всё прекрасно понимаю. Ты уже второй месяц не приходишь ко мне, на работе стараешься не оставаться наедине со мной и не отвечаешь на телефонные звонки.
— Сейчас же мы вдвоём, — попробовал отшутиться Патов. — А если откровенно, замотался я в последнее время — дальше некуда. Да и не хочу тебя ни во что вмешивать. На всякий случай.
— Скажите, какая забота! — язвительно заметила Лариса. — Виктор! Тебе с ней будет хуже, чем со мной, — неожиданно заплакала она.
— С кем?
— С той проституткой, которую ты берёшь с собой на курорт. Это — временно. Она не будет терпеть от тебя всё то, что терпела я. И если ты попадёшь в беду, она сразу тебя бросит.
— Ни с кем я не еду, и перестань плакать. Люди могут войти.
— Люди... А кого ты здесь считаешь за людей? Тех, что сидят в палатах, или тех, кто за ними присматривает? Я же знаю: для тебя они все одинаковы.
— Перестань! Я же сказал, что еду один. Мне надо отдохнуть от этого бедлама. Одному...
— Не ври... зачем унижать себя? Ты едешь с проституткой из ресторана. С певицей... Я знаю.
— Кто тебе это сказал?
— Какая тебе разница? — устало ответила Лариса, вытирая слёзы. — Не думай, что только один ты всё знаешь про окружающих. Ты уже до того зарвался, что потерял всякую осторожность.
— Лариса! — мягко сказал Виктор Георгиевич, встав со стула. — Давай поговорим, как умные люди, не оскорбляя друг друга и не устраивая сцен.
— Давай, — согласилась она.
— Прежде всего разберёмся в наших отношениях, — прошёлся по кабинету Патов. — Все эти годы я делал для тебя только хорошее. Мы упустили время, а теперь, мне кажется, я для тебя несколько стар.
— В сорок лет — стар? А для неё, значит, — нет? Лучше уж скажи прямо, что я старуха!
Тёмные глаза её опять стали наполняться слезами обиды отвергнутой женщины, модная чёлочка, спускающаяся на лоб, едва заметно подрагивала, а синеватая жилка на шее пульсировала часто и тревожно.
— Так мы ни о чём не договоримся, — раздражённо сказал Патов, возвращаясь к своему месту. Но садиться не стал, а опёрся о спинку стула и о чём-то задумался.
— Я и не пришла договариваться, — покусывая губы, сказала Лариса, — я пришла требовать!
— Требовать? — удивился Патов. — Что? Если тебе нужны деньги, ты могла об этом сказать без скандала. Я тебе дам... Помогу
— Я пришла требовать тебя! Одного тебя! Если ты уедешь с той певицей, то вернёшься уже не сюда! — встала Лариса со стула. — Я об этом позабочусь!
— А о себе ты подумала? — с наигранным спокойствием спросил Виктор Георгиевич.
— А-а-а, мне всё равно, — беспечно махнула она рукой. — Не нужны мне ни деньги, ни твоя дача, ни машина... Катись оно всё к чертям! — пошла она к двери. — Я ещё зайду к тебе к концу дня, — пообещала она, — а ты подумай, с кем тебе будет лучше. И спокойнее...
Патов принял решение гораздо раньше назначенного срока. Над чем тут было так долго думать? Жаль, конечно, Ларису, но ничего не поделаешь... Уступить её желаниям он не мог: это значило бы попасть к ней в вечную зависимость, жить под угрозой постоянного шантажа. Да и не пара она ему... Красива, конечно, ничего не скажешь, но этого мало. Нет той раскованности, что у Клавы, умения держать себя в обществе независимо, с какой-то колдовской загадкой в глазах. К тому же он не испытывал к Ларисе чувства любви. Был просто чисто физиологический интерес здорового мужчины к красивой, влекущей к себе женщине. Да и тот уже со временем стал не таким жгучим. Было и ещё одно соображение: договорённость с Игорем Сергеевичем о их дальнейших совместных действиях. Он просто обязан забрать с собой Клаву на курорт, играя роль влюблённого. Как уж там дальше будут развиваться между ними отношения — неизвестно, но ехать нужно с ней. Это для окружающих объяснит его частые посещения ресторана «Уют». А с Ларисой... Угроза с её стороны не пустой звук, она знает, если и не всё, то многое, и без долгих раздумий выложит это, где нужно. А сама на свободе останется, скажет, что делала всё по принуждению. Под страхом. Ну, в крайнем случае, получит год-два условно. Больше Патов не колебался и нажал кнопку вызова дежурных санитаров.
Явившиеся подручные выслушали приказ своего шефа молча и без всякого удивления. Один из них только коротко спросил:
— А где она?
— У себя должна быть. Если нет, найдите и попросите что-нибудь такое... ну... чтоб она к себе в кабинет вошла.
— Понятно, — угрюмо буркнул санитар. И тяжело вздохнув, добавил: — Жалко... Всё-таки свой человек.
— Ты себя жалей! — зло бросил Патов и, открыв сейф, стал наполнять шприц из ампулы. Наполнив, подал его одному из санитаров и достал ещё одну ампулу. — А это — внутривенно! — приказал он.
— А потом её куда? — подавленно спросил санитар. — В общую палату?
— Нет... Не надо... Отведите её пока в изолятор.
После ухода санитаров Патов выпил чистого спирта, отдышался и обессиленно сел за стол.
— Вик-то-ор! — донёсся из конца коридора женский крик.
Было в нем столько ужаса, мольбы и надежды, что Патов обхватил голову руками, зажав уши. Но крик не повторился. Посидел так некоторое время, затем, опустив руки, прислушался. Привычную больничную тишину нарушало только жужжание осы, бившейся между двойными рамами окна. Виктор Георгиевич набрал номер и, дождавшись ответа, спокойно сказал: