Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия
Шрифт:
«Детское Село 18.1.37
Дорогой Мелитон Антонович!
Я не могу не выразить свою радость и восхищение по поводу получения Вами высокой награды Ордена Трудового красного знамени от нашего Рабоче-Крестьянского правительства.
Тридцать лет прошло с тех пор, как Вы знали семью садовника Архипа Семеновича. Я его старший сын Сергей — сейчас майор артиллерии РККА.
Когда появилась Ваша фотография и имя на страницах нашей печати, меня, патриота дорогой, необъятной родины охватило такое теплое чувство, будто не Вы, а я сам получил эту высокую награду, эту высокую честь. Только на нашей родине так чтимы таланты, только в Сталинских условиях
Пусть орден, украшающий Вашу грудь, даст новые, свежие, творческие силы. Пускай Ваша музыка в самых ярких красках отразит нашу неповторимую эпоху.
Вместе с Вами поздравляю и все Ваше семейство, моих друзей детства. В 1924 году я имел счастье встретить в Ленинграде Георгия Мелитоновича, с тех пор его не видел.
..Уважающий Вас Семенов.
P. S. Я не знаю Ваш адрес, но уверен, что орденоносца мое письмо найдет».
Официальной причиной смерти Мелитона стала болезнь. У него были проблемы с ногами, но от операции он категорически отказался. Сыну Андрею он признавался, что не боится смерти, так как для него она — не старуха с косой, а прекрасная девушка, которая берет в свои объятия. Хотя, возможно, 74-летний композитор просто устал жить в чуждом для него мире.
За детей он мог быть спокоен — Георгий уже становился успешным хореографом в Америке. А младший Андрей — известным композитором. Его Первый концерт для фортепиано с концертом в 1934 году был исполнен пианистом Львом Обориным и сразу стал событием.
Андрей Баланчивадзе окончил Ленинградскую консерваторию. В конце жизни он с улыбкой вспоминал, что в двадцатых годах там училось столько грузинских студентов, что преподавателя консерватории композитора Александра Глазунова даже хотели переименовать в Сандро Тваладзе («твали» — по-грузински «глаз». — И. О.), а саму консерваторию причислить к филиалу тифлисской.
Довольно быстро Андрей стал известным композитором, и сталинские репрессии тридцатых годов напрямую его не коснулись.
— Почему папу пощадили? — рассуждал Джарджи Баланчивадзе. — А тогда как раз начался национальный подъем, и у каждой республики должно было быть свое громкое имя. Так получилось, что в Грузии именно отец был главным композитором. Он был профессором консерватории и лауреатом всех премий. Лично со Сталиным не встречался, но однажды был представлен на соискание Сталинской премии второй степени. Сталин, подписывая указ, спросил, кто это. Ему ответили, что Баланчивадзе — выдающийся грузинский композитор. «Тогда почему вторая премия?» — возмутился вождь и, перечеркнув, написал от руки: «Первая степень».
Хотя конечно же не все было так безоблачно. Часто враги пытались уколоть отца тем, что его родной брат уехал за границу. Мало того, иногда Баланчин выступал по радио с критикой СССР. Вот тогда нам совсем было худо. Меня и в комсомол не приняли. Хотя я говорю, что это, наоборот, помогло мне не стать комсомольцем. Я к этому никогда и не стремился».
— А меня почему-то приняли, — вступила в разговор зашедшая в этот вечер к Джарджи его родная сестра Цискари Баланчивадзе, бывшая солистка Тбилисского театра оперы и балета балерина. — При том, что я полную ерунду на собеседовании говорила. Меня спросили, кто второй секретарь ЦК компартии Китая. А я только одну китайскую фамилию знала — Ли Шан Фу, персонажа из балета «Красный мак», ее и назвала. А меня взяли и приняли. Хотя, может, поэтому и приняли, когда поняли, что я в политике ни бум-бум.
Сам Андрей Баланчивадзе сумел, возглавляя Союз композиторов
— Особенно его патриотизм проявился во время войны, когда отец написал очень патриотическую симфонию, — говорит Джарджи Баланчивадзе. — Это произведение возымело такой же эффект, как Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича. Потом в Тбилиси отцу поставили условие — если он хочет и дальше оставаться во главе Союза композиторов, то должен вступить в компартию и для этого всенародно отречься от своего брата. Но папа отказался и сделал это довольно смело. «В такую партию, которая требует отречения от собственного брата, я не пойду».
В 1990 году в интервью газете «Заря Востока» Андрей Мелитонович вспоминал, что все-таки написал заявление о приеме в партию. «На собрании меня все хвалили, пока один из присутствовавших не поднялся: «У вас что, глаза закрыты? Да ведь Баланчивадзе — брат белоэмигранта, мерзавца!»
На одном из собраний Андрею Баланчивадзе поручили выступить с осуждающей речью в адрес Шостаковича. Он внимательно выслушал «поручителей», а затем поднялся на трибуну и назвал Шостаковича «великим композитором». Этот случай стал началом близкой дружбы двух музыкантов. Хотя их первая встреча состоялась в 1927 году.
«. Познакомился с талантливейшим музыкантом, будущим колоссом Шостаковичем, — писал Андрей родителям из Ленинграда. — Ему только 21 год, он кончил консерваторию. Ему предложили там преподавать, но он отказался и сейчас преподает в техникуме партитурное чтение, я буду, наверное, у него заниматься».
Не было ни одного дня рождения Андрея Баланчивадзе, утро которого не началось бы с поздравления Дмитрия Шостаковича. Русский композитор часто приезжал в Грузию, а в дни, когда его травля достигла наивысшей степени, укрывался в доме Баланчивадзе в Тбилиси.
И в более поздние годы Андрей не растерял своей смелости и остроумия. Как-то к нему пришли подписывать письмо против Бориса Пастернака, чей «Доктор Живаго» наделал много шума во всем мире. Баланчивадзе внимательно посмотрел на пришедших: «Это ведь запрещенная книга?» И, услышав утвердительный ответ, продолжил: «Я запрещенных книг не читаю. А вы?» В итоге незваные гости ретировались ни с чем.
— Папу вызывали в Москву на все пленумы и съезды композиторов, хотели, чтобы он выступал с речами. Он умел говорить. Близко дружил с Тихоном Хренниковым, Георгием Свиридовым, к нам в Тбилиси регулярно приезжали Дмитрий Шостакович, дирижер Александр Гаук — он хорошо поставил отцовский балет «Жизнь», который сразу после войны шел в Большом театре.
Дружил с поэтом Сергеем Городецким. В Петербурге отец учился у Марии Вениаминовны Юдиной. Сейчас она объявлена великой русской пианисткой, а тогда случались моменты, что она и рубль просила. Она часто бывала в Тбилиси и один раз даже играла у нас. Помню, утром меня разбудила музыка Бетховена — это Юдина сидела за роялем.
Судьба родной сестры Георгия и Андрея Баланчивадзе сложилась трагично. В Петрограде ее удочерила жена брата Мелитона, Ивана Баланчивадзе, бездетного военного. Затем девушка тоже приехала в Тифлис, поступила в академию художеств и вышла замуж за немца. Вскоре перед супругами поставили условие — либо Хаген, так звали мужа Тамары, меняет гражданство, либо она вслед за ним покидает страну. На семейном совете было решено, что Хаген уедет, а затем вызовет к себе молодую жену. Супруг уехал и навсегда исчез из жизни Тамары Баланчивадзе.