Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия
Шрифт:
Большую часть денег он отдал в Русское музыкальное общество, чтобы напечатать письма Глинки. И попал за это в энциклопедию. А оставшиеся деньги, по советам друзей, вложил в тигельный завод. И опять-таки в энциклопедии можно прочесть, что первый в России тигельный завод был построен на средства Мелитона Баланчивадзе. Но дед быстро разорился. Он же ничего в этом не понимал. Мало того, что стал банкротом, он еще и в долговую тюрьму угодил».
В итоге от громадной суммы не осталось ничего. Не считая лошади, которую Мелитон успел приобрести. Как-то композитор ехал на ней по Петербургу. Неожиданно, проезжая мимо играющего оркестра, лошадь начала танцевать.
У него были знакомые в Финляндии, он купил большую дачу в деревне. Но мы только в американской книжке эти фотографии видели. Замечательное место. Кажется, оно и сейчас нам принадлежит, так как оно было записано на имя бабушки. Но мы не делаем попыток вернуть. Сам Баланчин там наверняка хоть раз побывал. Не мог он не съездить в место, где провел все детство.
Судя по сохранившимся письмам Мелитона Баланчивадзе, которые он из Грузии писал жене в Петербург, отношения с деньгами у него не складывались.
В письме от 3 мая 1911 года он писал из Тифлиса, объясняясь после очередной финансовой неудачи: «Когда человек делает ошибку и для исправления этой ошибки он делает еще большую ошибку — этим неминуемо ведет себя в водоворот еще больших ошибок. И вот со мною случилось то же самое и несу справедливое наказание за свои ошибки. Разве не наказание для человека находиться далеко от своей семьи и ежеминутно думать: не случилось ли что-нибудь нехорошее с ней?.. Разум мой все это напоминает постоянно и упрекает и в это время хочется головой удариться обо что-нибудь твердое, чтобы размозжить ее, но в это же время внутрений голос, тот голос, который привел меня к ошибкам, успокаивает и уверяет, что все переживаемое пройдет. Ты только не волнуйся, Гогошенька, ибо это у меня отнимает энергию. После твоего письма не имею покоя. Конечно, сделаю так, как ты пишешь: что только заработаю, ничего себе не оставлю. Моя природа совсем не создана для того, чтобы иметь денег, и они мне лично совершенно не нужны».
В 1917 году Мелитон Баланчивадзе окончательно переехал в Грузию, оставив на время семью (жену, тринадцатилетнего Георгия и одинадцатилетнего Андрея) в Петрограде.
— Отец Мелитона был губернатором Имеретии, это регион Грузии. Около Кутаиси есть музей прадеда, а на церкви, им построенной, написано его имя.
Мелитон больше был человеком артистического направления. Любил жизнь, остроумный был очень. Написал много романсов, но главное — был основателем первого грузинского хора.
Сыновья Мелитона тем временем исправно писали отцу о своем житье-бытье, по-мальчишески украшая подписи в конце письма витиеватыми росчерками.
В доме Джарджи Баланчивадзе хранится переписка Мелитона с женой и детьми, из которой можно составить документальную хронику жизни семейства в роковой 1917 год.
Именно тогда произошло первое разделение семьи между двух миров — свободного и коммунистического. Теперь им так и предстояло жить: кому-то выслушивать гимны, а кому-то наслаждаться вольными напевами.
23 октября 1917 года Андрей и Георгий сообщали отцу в Тифлис:
«Дорогой папенька!
Прости, что давно не писали тебе. Сообщаем тебе печальную новость: артист Андрианов умер от скоротечной чахотки, он лежал в Крыму в Алупке, его там и похоронили. К Андрею ходит Алина Карловна, и он учится музыке и уже изучил одну сонату Бетховена, она берет за урок столько, сколько брала раньше — 1 р. 50 к. Мы были один раз в Мариинском театре на «Демоне».
Мама хочет поехать на
Месяц спустя «любящие Георгий и Андрей» писали: «Дорогой папенька! Дела у нас по учению идут хорошо и скоро уже будут четверти. Мама хочет двинуться на Кавказ после Рож. Христ. За Андрея потому что заплачено за полгода 90 руб. Георгий учит пьесу на рояле (польку Рубиншт.), а Андрей разучил сонату Бетховена, а после сонаты будет учить Шуберта, ту пьесу, которую ты играл. Мама покупает резиновые подошвы, и мы теперь сами починяем калоши, это гораздо выгоднее и дешевле. Папенька, кто это на Кавказе распространил слух, что как будто бы Георгий — композитор, сочинил много пьес и что он отличный музыкант, а это неправда. Потому что когда мы приедем на Кавказ, все нас будут просить играть, а мы ничего особенно играть не умеем. Так ты, папенька, скажи всем, что это мы играем только для себя. А пока всего лучшего».
Глава семейства отвечал из Грузии 12 ноября 1917 года: «Жена и дети мои дорогие. Как вы поживаете в это скверное время? Читаем о невероятном варварстве одичавших людей. Как хорошо было бы, если бы вы выехали из этого проклятого города, когда я вам писал.
Я ведь предвидел все это. Теперь, конечно, очень трудно будет оставить Петроград, но если как-нибудь случилось бы, хорошо было бы. У нас ничего подобного не может произойти, потому что Тифлис и Кутаиси охраняются нашими полками. Кое-какие вещи можно оставить в Петрограде, о них можно подумать после. Здесь я вас хорошо устрою. И общество наше хочет, чтобы вы были со мною.
Я никак не мог представить, что меня так хорошо примут после столь долгого отсутствия. Теперь настало время большой работы. Одним словом, вам будет хорошо.»
Семье Баланчивадзе удалось воссоединиться в Грузии в 1918 году. Поселились в Кутаиси, где Мелитон организовал музыкальное училище, которое сегодня носит его имя. В этом же училище по классу виолончели учился его младший сын Андрей, впоследствии — известный грузинский композитор, автор четырех фортепианных концертов, четырех симфоний, трех опер и двух балетов.
Но все же самым знаменитым представителем семейства стал Георгий Баланчивадзе, для всего мира — Жорж Баланчин. В 1918 году он был единственным, кто остался в Петрограде, так как учился в театральном училище.
Вообще, поступать туда должна была сестра Тамара.
А братья — Георгий и Андрей — пошли в училище вместе с ней просто так, за компанию. Пока сестра сдавала экзамены, мальчики сидели в коридоре. Там-то их и заприметил знакомый отца, который предложил Георгию тоже пройти испытания. И, как это часто бывает в классических сюжетах, Тамаре отказали, а Георгий был принят. «Меня засунули в училище», — вспоминал Баланчин годы спустя в разговоре с писателем Соломоном Волковым.
Как потом рассказывал Андрей Баланчивадзе, ни один предсказатель не мог бы выдумать, что Жорж будет связан с балетом, так как мальчик его терпеть не мог.
Будущее Георгия все видели в кадетском корпусе, к поступлению в который его готовил дядя. А потому учеба в императорском училище стала для него поначалу полной неожиданностью, а затем и мучением. Первым делом мальчика остригли, а затем принялись за его манеры. Баланчивадзе сравнивал училище с адом.
В итоге через неделю Георгий сбежал. Но тетка, у которой он думал укрыться, сообщила обо всем родителям мальчика. И Баланчивадзе пришлось смириться и вернуться в училище.