Четыре единицы
Шрифт:
Брались безостановочно все гормоны, антитела, молекулы всех возможных видов. Делегации везли под 40-градусной жарой тяжеленные анализаторы. Чудо было лишь в том, что все гормоны были в норме. Единственный, показывающий запас яйцеклеток – на нуле. Женщины были абсолютно здоровы, но бесплодны. Словно в один момент кто-то нажал на невидимую кнопку и отключил любую возможность человечества существовать.
Одна делегация сменялась другой. И вот с тестами на беременность уже проверяют и девочек с восьми лет.
Потом пришло время стимуляций и мракобесов. Последние быстро отвалились.
Всего пара репортажей с жуткими кадрами – и количество жаждущих помочь с беременностью оригинальными способами скатилось к нулю.
Люди, казалось, обезумели или слишком сильно протерли линзы своих розовых очков.
Паника ширилась по планете. Средства массовой информации начали рассказывать о перенаселении планеты и пытались убедить, что как только число населения уменьшится, природа даст людям второй шанс. Школы стали ненужным рудиментом: такого количества учителей больше не требовалось. Детские сады, репетиторы, преподаватели и даже университеты – всем осталось совсем немного времени существовать.
В Копенгагене какой-то современный художник снял пятиэтажную галерею, убрал все предметы и картины, в центре одного зала висел огромный секундомер. Каждую минуту он отсчитывал, сколько людей осталось на земле. Каждую минуту все меньше.
Планета приближалась к численности в четыре миллиарда человек.
Глава 2
В суматохе прошли последние дни подготовки к отлету. Людей укомплектовали на приемы, как только было возможно. Не более 15 минут на пациента, мелкие задачи раздали другим врачам, взяли троих дополнительных врачей, кто будет поддерживать порядок назначений и выполнять рекомендации по протоколам ЭКО в ее отсутствие.
Девочки с радостью ожидали ее поездки, не столько из-за причитающихся подарков, сколько из-за ее встречи с великими мира медицины. Старшая – Мира – мечтала стать врачом, активно интересовалась всеми делами мамы, ее предстоящими поездками и выступлениями. Младшая – восьмилетняя Мея – полностью во всем подражала сестре. Такой уж возраст!
– Мам, а ты точно знаешь, кто там будет? – Мира застегивала чемодан.
– Да, мне дали список.
– Ого! Прям всех-всех написали? Дай посмотреть? Там есть твои знакомые? Какие? А Хуан будет?
Она улыбнулась. Дочь любила Хуана Мэривезера – специалиста по репродуктивной медицине из Лондона. Они однажды пересеклись в Хитроу, Мире было лет семь и ее не с кем было оставить на время конференции, поэтому она и потащила ребенка туда, где ему совсем было не место. Благо, уже тогда началась эта «напряженка» и детей просто боготворили. Хуан развлекал Миру пару часов ожидания в зале аэропорта, пока Анна со скоростью света редактировала их общую статью для журнала «Медицинский Инфо». Они были давними друзьями, так редко общающимися вживую. Анна не могла не нарадоваться, глядя на счастливую дочь, которая разговаривала с «самым главным в Британии врачом».
– Да, Мистер Мэривезер тоже будет. От Великобритании.
–
– Конечно, сможешь, если будешь усидчивой и настойчивой, – Анна не кривила душой, Мира была способной, еще бы внимательности немного.
– А я смогу? – Мея с упованием смотрела на сестру.
– Ну не знаю, мышонок, это как пойдет, – Мира включила интонацию матери. – Надеюсь, тебе хватит усидчивости.
– Мея, милая, ты сможешь все, что только захочешь, – Анна чмокнула младшую в нос.
– Одного желания маловато, правда, мам? Нужно много работать и стараться.
Анна очень сомневалась, что ее младшая захочет стать врачом в будущем, это было явно не для ее характера. Но пока старшая сестра была непреложным авторитетом, она старалась поддержать даже в этом.
– Мея, принеси мне маленькую сумку из гардероба, зеленую. Мира, ты за старшую, папа все время будет на работе, пригляди за сестрой, не добавляйте работы всем вокруг.
Старшая, утонув в чемодане, только отмахнулась:
– Да знаю я! Ничего с нами не случится. Круто! Можно я потом примерю это? – она извлекала из недр чехол с вечерним платьем.
– Да, но потом, как вернусь.
– И-и-и туфли под него!
– Мирослава, уложи туда, где взяла. Сейчас.
– Это же Маноло! Мам, когда ты их купила? Офигеть, народ в классе умрет! Можно я хоть сфоткаю? – она убежала в комнату снимать туфли при «хорошем свете».
Анна вздохнула. В классе у Мирославы восемь человек, в первом было одиннадцать. Трое детей скончались от лейкоза один за одним. Осталось всего восемь детей: три девочки и пять мальчиков. Когда до родителей дошел слух, что она обследовала свою дочь на возможность забеременеть, к ней пришли все мамы класса с просьбой посмотреть и их детей. Все восемь были бесплодны. Младшая – Соломея, или Мея для домашних, только пошла в первый класс, который состоял из пятнадцати детишек. Единственный первый класс на несколько районов.
– Ты уже? – Паша вбежал в комнату весь в мыле. – Мы с Михалычем поехали за инструментами, завтра переделаем стенку на втором этаже. Как вернешься, можно будет заселяться.
– Куда?
– Мать, ну ты чего? На второй этаж, я ж говорил тебе. Переселяем туда лабораторию и эмбриолога, второго которого, и Машкин кабинет перевозим туда. Она тебе разве не жаловалась еще? Она уже всем поплакалась про этот переезд. Все сделаем как можно быстрее, пока нас не разорвали на части.
– Да-да, помню.
– Кстати, не знаешь, зачем Машке открытка с цветами сакуры?
Глава 3
Первые пару дней в Брюсселе напоминали отпуск класса люкс: шикарный отель в центре города, окруженный старинными зданиями и уютными кофейнями, из окна ее номера виднелся парк и поблескивали за деревьями воды канала. Была ранняя весна, температура не радовала, как и низкое серое небо, но в воздухе уже чувствовался легкий приторный аромат приближающегося тепла. Местные отрицали головные уборы, видимо, в знак поддержки несущегося на всех порах апреля.