Четыре королевы
Шрифт:
Итак, приблизившись к Дамьетте, французы увидели то, что они сочли основными силами султана. «Мы обнаружили, что войско султана в полной готовности выстроилось на берегу. Это зрелище зачаровывало, ибо оружие воинов султана все было в золоте, и там, где на него падали солнечные лучи, оно ослепительно сверкало. Сарацинские рожки и литавры производили устрашающий шум» , — рассказывал Жуанвиль. Разгорелся недолгий спор о том, не подождать ли отставшие из-за шторма суда, но на этот раз Людовик был неколебим: на следующее утро войска короля пойдут в бой.
Когда
Людовик порывался повести войско в атаку лично; услышав, что галера какого-то сеньора достигла земли раньше, чем королевская, он спрыгнул с борта в воду, где было глубиной по шею, подняв свой штандарт высоко над головой. «Когда он выбрался на сушу и рассмотрел противника, то спросил, кто они, и ему ответили, что это сарацины [мусульмане]. Тогда он взял копье наизготовку, прикрылся щитом и немедленно напал бы на них, если бы стоявшие рядом благоразумные люди не удержали его», — сообщает Жуанвиль.
Мусульманский авангард был намного малочисленнее, и французские арбалетчики на плоском, открытом участке берега с хорошим обзором причинили им серьезные потери. Маргарита и Беатрис наблюдали за ходом боя с безопасного расстояния, из гавани. Фахр-ад-Дин приказал отступить. Он попытался сжечь за собою мост, ведущий к Дамьетте, но французские рыцари следовали за ним по пятам, и у него не хватило времени. Вместо того, чтобы вернуться в город и обороняться, Фахр-ад-Дин обогнул Дамьетту, чтобы присоединиться к основной части войска.
Дамьетта была хорошо укреплена и имела собственный гарнизон, но когда тамошние солдаты увидели, как отступает войско султана, они оставили свои посты. Ибн Вазиль писал:
«Люди в Дамьетте опасались за свою жизнь в случае, если начнется осада. Там имелся, конечно, отряд доблестных кинанитов, но аллах вселил ужас в их сердца, и они покинули Дамьетту, а с ними и все жители, и шли без остановки всю ночь… Утром в воскресенье 23 сафара [июня] франки подошли к Дамьетте и нашли ее покинутой, с настежь открытыми воротами. Не нанеся ни единого удара, они заняли город и захватили все военное снаряжение, оружие, припасы, утварь и провиант, которые находились там. Это было неслыханное несчастье ».
После этого оставалось только пропеть «Те Deum».Маргарита и Беатрис, вероятно, сошли на берег к вечеру. Людовик захватил Дамьетту для Франции и Церкви за одно утро.
Но без потерь все же не обошлось. Когда крестоносцы начали собирать своих погибших, среди них нашли Гуго де Лузиньяна, графа де Ламарш. Затеявший и переживший вместе со своей женой Изабеллой два мятежа, страстно желавший добиться господства и независимости, он расстался с жизнью, служа королю Франции на далеком чужом берегу, от удара сарацинской сабли.
Тем временем Фахр-ад-Дин добрался до Мансуры, где располагалась основная часть мусульманского войска, и должным образом проинформировал султана о размерах армии вторжения и потере Дамьетты. Айюб так разгневался
Эта расправа, видимо, утешила разъяренного султана и удовлетворила потребность в козлах отпущения, но ничем не облегчила настоятельную проблему изгнания французской армии из Египта. Согласно Матвею Парижскому, который, похоже, был хорошо осведомлен благодаря письмам крестоносцев, отправленным домой в Европу, Айюб сперва попробовал поторговаться — Иерусалим за Дамьетту. Но Людовик отклонил предложение — в основном по совету своего брата Робера д’Артуа.
Дипломатия не помогла, и Айюбу не оставалось иного выбора, кроме войны. 25 июня он направил к Людовику гонца с официальным вызовом на бой при Мансуре. Угроза была столь велика, что султан, несмотря не нездоровье, решил сам добраться до Мансуры, чтобы собрать и подготовить войска. Он взял с собой всех домочадцев, его уложили в носилки и понесли через пустыню, кашляющего и дрожащего от озноба. Перед отъездом султан Каира принял дополнительную меру предосторожности — снова послал за наемниками.
Людовик предпочел не отвечать на вызов султана от 25 июня. Вместо этого он стал поджидать в Дамьетте прибытия отставших из-за шторма судов. На это ушло несколько месяцев. Он просто сидел со своей армией в Дамьетте до ноября, когда наконец прибыли последние крестоносцы, в том числе и его брат Альфонс де Пуатье.
Не нужно быть опытным в военном деле, чтобы понять: вынужденное безделье не улучшает морального состояния воинов. Среди рыцарей пошли ссоры из-за дележа довольно скудной добычи, обнаруженной в Дамьетте. «Общая стоимость этого добра… не превышала шести тысяч ливров, —насмешливо отмечал Жуанвиль . — А основная часть войска развлекалась с продажными женщинами, и по этой причине… король прогнал многих из своих людей».
Хуже того, воины султана, видя, что враг неизвестно почему решил сидеть тихо, начали производить отважные ночные набеги, наносящие противнику небольшой, но регулярный урон. Крестоносцы засыпали — и гибли. По утрам соотечественники находили их обезглавленные тела, сидящие за столами.
Однако после приезда Альфонса де Пуатье Людовик наконец созвал совет, чтобы решить, куда теперь податься войску. Мнения разделились по вопросу: занять ли Александрию, еще один важный порт Египта, или направиться прямо на Каир. Большинство баронов высказывалось за Александрию, «поскольку в этом городе имеется удобная гавань, где могут приставать корабли, доставляющие припасы для армии».Но Робер д’Артуа резко возражал, доказывая, что следует идти на Каир. «Если мы хотим убить змею, нужно прежде всего раздавить ее голову», — настаивал он. Король, как сообщает нам Жуанвиль, презрел советы баронов и согласился с братом.
Войско выступило из Дамьетты 20 ноября 1249 года. Людовик оставил там Маргариту, Беатрис и других знатных дам, выделив для охраны города всего пятьсот солдат под командой герцога Бургундского. Почти половину их составляли моряки из Пизы и Генуи, экипажи тех судов, которые доставили крестоносцев в Египет. Под влиянием эйфории, последовавшей за взятием Дамьетты, их убедили войти в состав французского войска. И королева Франции, и ее сестра, графиня Прованская, снова были беременны, когда их мужья отправились воевать с египтянами.