Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия
Шрифт:
Ее называли «аномальной бабушкой», впервые в истории не побоявшейся выйти на сцену в просвечивающем платье «без верха». А когда прошел слух о ее смерти и Марлен позвонила журналистам и сказала, что она жива, один из журналов напечатал на обложке: «Дитрих звонит и предупреждает, что она еще жива».
Единственный, кто получил «доступ к телу» легенды, был режиссер Максимилиан Шелл, познакомившийся с Марлен в начале шестидесятых на съемках фильма «Нюрнбергский процесс». Актриса категорически отказалась сниматься, позволив Шеллу записать их беседу на магнитофонную пленку.
Жена Шелла, русская актриса Наталья Андрейченко,
Любимыми словами Марлен Дитрих были «вздор» и «об этом уже написано в моей книге». Минуты откровения наступали только после того, как домработница приносила ей лимон и «фирменный» чай в подстаканнике. Как потом оказалось, вместо чая в стакане был коньяк. Дневную норму Дитрих составляло три стакана.
Выпить она любила всегда. В перерывах между песнями заходила за кулисы и делала по глотку шотландского виски или шампанского. Однажды она не рассчитала свои силы, и, излишне приложившись к виски, споткнулась и упала в оркестровую яму. Но переломы были для нее делом привычным. Поднявшись на сцену, Дитрих со сломанным плечом допела концерт. Врачам она неизменно отвечала: «Я пережила две мировые войны. Неужели меня остановит какой-то перелом?»
Свои последние годы Марлен доживала в Париже в полном одиночестве. В ее квартире было две «специальные» стены — стена мертвых с фотографиями мужа, друзей, любовников и любовниц. И стена наград, на которой Марлен повесила французский орден Почетного легиона и американскую медаль Свободы. Из кинематографических премий она была только лауреатом «Тони».
Единственный, с кем Марлен общалась, был писатель Ален Боске. «Я так боюсь одиночества, — говорила она ему. — Но это единственное доказательство моей независимости».
О том, что Дитрих прикована к постели, стало известно только после безуспешных попыток домовладельцев выселить актрису из квартиры, а один из ее друзей был вынужден обратиться к властям. До этого Марлен, всегда сама отвечавшая на телефонные звонки, выдавала себя за собственную домработницу и сочиняла, что хозяйка за рулем собственного авто уехала в аэропорт.
Она получала много писем, в том числе и из России, на некоторые из которых отвечала: «dla vas s liouboviou». Любила смотреть по телевизору выступления теннисистов — ей нравилось мелькание молодых крепких ног. Переживала, что у Бориса Беккера испортился характер, и радовалась за будущего президента Франции, а тогда мэра Парижа Жака Ширака, который встречался с Мадонной. В своих старых фильмах смотрела только титры и вспоминала имена мужчин, которые ее обнимали.
В мемуарах она пишет, что «в мужчине ей нравится только две вещи — руки и губы. Все остальное — приложение». Жан Кокто называл ее «самой восхитительной и самой ужасной женщиной, которую он когда-либо знал». Сама Марлен была человеком без пола — и мужчиной, и женщиной одновременно. Она одинаково любила Ремарка и Пиаф, Габена и Зорину.
Марлен Дитрих была и остается одной из самых ярких звезд XX века. У мужчин она вызывала желание обладать ею, а у женщин — подражать. При этом никогда не была большой актрисой и отдавала себе в в этом отчет. Она знала цену своей красоте. И заплатила за нее дорогую цену. Перед тем как покорить Голливуд, ей пришлось удалить несколько коренных зубов и превратиться из полненькой и озорной девушки в стройную
Созданием мифа она занялась в 22 года, объединив свое имя Мария Магдалина в короткое Марлен, ставшее через несколько лет именем нарицательным для всего сексуального и красивого.
Из-за чрезмерного курения у нее было нарушено кровообращение, сильно опухали ноги. Но Дитрих, отработав двухчасовой концерт (овации иногда продолжались 62 минуты), парила распухшие ноги в соленой воде, вновь надевала туфли на высоком каблуке, взбиралась на крышу машины и раздавала автографы.
Больше всего в жизни она боялась, что кто-нибудь из зрителей кинет яйцо в ее лебяжье манто. И никогда не чувствовала страха перед выходом на сцену. «Они же заплатили деньги, чтобы посмотреть на королеву мира. А я она и есть», — говорила она.
Дитрих думала о смерти без страха. «Надо бояться жизни, а не смерти». Когда Стивен Спилберг прислал ей в подарок свою афишу с признанием в любви, она отослала ее дочери: «После моей смерти продашь на аукционе. Мертвая я буду стоить дороже. И ни в коем случае не плачьте, когда я умру. Оплакивайте меня сейчас».
Умерла актриса внезапно, сразу после ухода врача, подтвердившего, что она здорова. Во Франции в этот день — 6 мая 1992 года — открывался Каннский кинофестиваль, символом которого была провозглашена Марлен. Говорили, что Дитрих сама срежиссировала свою смерть, отказавшись от еды. «Весь Париж увешан афишами с моим лицом. Пришло самое время вновь выйти на сцену». Последняя формулировка счастья звучала теперь так: «Счастлив тот, о ком помнят».
Скандинавский сфинкс
Грета Гарбо
1970 г. Стокгольм, Швеция. Терраса «Гранд-Отеля». Столик в углу занимает дама в черной меховой накидке и широкополой шляпе. Молодой официант, на ходу поправляя пиджак, который явно ему велик, подходит к столику:
— Миссис уже сделала свой выбор?
— Мисс, мальчик.
— Прошу прощения, мисс.
— А потом, вы что, только что из постели? Одеваться следует дома, молодой человек. И желательно в свои вещи. Вы давно здесь служите?
— Семь лет, мисс.
— А почему не видно мистера Лергмана? Обычно он обслуживал меня. Пригласите его.
— Увы, это невозможно, мисс. Он умер шесть лет назад.
— Какая неожиданность!
— Ему было…
— Вас никто не спрашивал о том, сколько ему было лет. Пожалуйста, кофе.
Проводив взглядом смущенного официанта, женщина наконец позволила себе снять черные очки и достала из сумочки пачку сигарет. Мужчина, сидящий за соседним столиком, немедленно протянул ей зажженную спичку: «Пожалуйста, мисс Гарбо. Видеть вас на родине для меня огромное счастье и честь. Не могли бы вы подписать открытку? Иначе никто не поверит, что я видел саму Грету Гарбо».
Однако его слова вызвали у дамы неожиданную реакцию. Резко поднявшись со своего места, она направилась к выходу, обронив на ходу: «Вы меня, должно быть, с кем-то путаете».
В своем номере — странная посетительница остановилась в том же «Гранд-Отеле» — она долго молча стояла около окна, выходящего на королевский дворец. Надо же, ее все еще узнают. Вот уже почти три десятка лет она не снимается в кино, не дает интервью, не появляется на публике, а всегда найдется кто-то, кто узнает в ней знаменитую Гарбо и обязательно потянется за автографом.