Четыре птицы
Шрифт:
Грибы
Найти свое место в системе грибов,
Лоснящихся и краснорожих…
Они уже всюду, а ты кто таков,
С грибком, поражающим кожу?
Повсюду их шляпки, глядят в глаза,
На мху, на мохнатых камнях.
Они могут в душу мою влезать,
И знают всё про меня.
Какие-то мелкие, видно едва,
Другие – надули изгиб.
И я среди них забываю слова,
В траву прорастая, как гриб.
Но есть ещё ветер, несущий мух,
Широких озёр простор,
И космос холодный, могучий дух,
Что
Элегия
Над углями погасшими рук не согреть,
Променяв тишину на молчанье.
Несогласных привычно-внезапная смерть
Не заслуживает упоминанья.
И не то, чтобы слова об этом нельзя,
Только слишком обыденно, пресно.
Притупилось вниманье, и факты скользят —
Телезрителю не интересны.
Оглушает записанным смехом прайм-тайм,
Заслоняет значенье утраты,
И в прохладном «Мохито» утопленный лайм,
Погружается в свежую мяту.
И пока мы под утро в кроватях сопим,
Доверяясь беспечному богу,
Без присмотра оставленный, рушится Рим,
Подбирается море к порогу.
Распродажи шумят золотой мишурой
Распродажи шумят золотой мишурой,
И упорные люди спешат
Обустроить уютом Везувий родной,
Как и много столетий назад.
И Везувий под ними тихонько храпит,
Через трещинки в хрупкой броне,
Мотыльку-однодневке отнюдь не грозит,
Беспокойство о завтрашнем дне.
Егман
Окна глаз чудовища стоокого –
Чёрные шевелятся зрачки.
Человеческие тени бродят около,
Чтобы сбить с очкарика очки.
Город щерится, как пёс отпущенный
Отомстить накопленное зло.
Челюстями, по асфальту трущими
Костяное красное стекло.Егман тонкий старится энигмою –
Разболтавшийся Шалтай-болтай.
Сохрани придумками из книг мою
Порванную душу. Защищай.Защищай же, рыцарь, звонко падая
Вдребезги с дрожащего коня,
Как Всевышний защищает радугой
От Своей жестокости меня.Люди-львы и люди-куропатки
Люди-львы и люди-куропатки,
Кошколюди и собаколюди
В хаосе, вернее, в беспорядке,
Мечутся – горошины на блюде.
Мышеглазки или глазомышки,
Мыши-люди с ангельским мечом,
Прогрызают жизнь до кочерыжки,
Бьют под-дых спартаковским мячом.
Шароосень в желтизне каштанов —
Разноцветный дом для чёрных птиц.
Почему в метро так много пьяных
Грустно дремлют тряпочками лиц?
Люди в форме, люди при погонах
Думают, как шизика достать,
И торчит мешком из под вагона,
Тот, кому на всё теперь плевать.
Старушки
Ах, как белые мышки – старушки,
Что гимназии помнят весной,
Что держали стихи под подушкой,
И ходили гулять на Тверской.
Исчерпались событья и даты,
Но весенние птицы поют,
Им
В упоении сладких минут.
Их приветствуют юные скверы
Обнимает цветения дым.
И во сне всё ещё кавалеры
По ночам возвращаются к ним,
В белым-белые майские танцы,
Лепестки, и листки-лепестки,
Офицерики-поэтоманцы,
Воспеватели звёздной тоски.
И всё так же прекрасны их взоры,
Та же юность в движенья лихих.
Годы тьмы и столетье позора,
Ничего не затронули в них.
Но когда время хлопает дверью,
Заглушая на миг соловьев.
Каждый раз ощущенье потери
Возвращается в сердце моё.
Мы и они
Нет, не злы Они, не сердиты,
Но прощения нам не будет,
Состраданья от них не жди ты,
Потому, что Они – не люди.
Будем делать, что нам прикажут,
И иллюзий, мой друг, не строй ты:
Ведь не только не люди даже,
Они даже не гуманоиды.
И хоть кажется это бредом,
Общим местом в трудах фантастов,
От того, чтобы стать обедом,
Не придумали мы лекарства.
Будем рвать друг у друга крохи,
Предлагать за себя собрата.
Это мы – не люди. Мы плохи.
Это мы во всем виноваты!
Мрачно глядя в чёрную воду
Мрачно глядя в чёрную воду,
Погружаемся в тишину,
Мы, отравленные свободой,
Ненавидим свою страну.
Сколько было надежд когда-то!
Шли мы к свету, но снова здесь.
А ведь думали: «нет возврата»,
Получается – всё же есть.
Что осталось? Зайтись в скандале,
Рвать повязки с закрытых глаз…
Нас уже со счетов списали, —
Просто легче не слышать нас.
Мы заглянем в слепые лица,
И опустим потухший взгляд,
Тяжкой болью в виски стучится
Недоступной свободы яд.
Карикатура на пророка
Обидели пророка Мухамеда?
А он невинных граждан не взрывал!
Оружием его была беседа,
Не автомат и даже не кинжал!
Он не считал, что «смерть – уже победа»,
Детей на бойню он не посылал…
Он не любил убийц и дармоедов,
Учёных и поэтов вдохновлял.
И вот святое знамя топчут крысы,
И простецы, что хуже всех воров,
Смеется «мировая закулиса»,
Довольно представляя свой улов.
А пастырей сегодняшних фигуры —
Не нарисуешь злей карикатуры!
Ты хочешь стихов
Ты хочешь стихов, а получишь баланду,
Вонючие нары, короткие сны
И розу ветров, обжигающих гланды
В далёких просторах родимой страны.
Вожди не простят, что они не желанны,
Что их побрякушки тебя не манят.
И всех их «свершенья» и «битвы титанов»
По-твоему – крысья возня.
Нет, их не обманешь, придя на собранье.
Им мало внушать отвращенье и страх.
Они не прощают опасное знанье,
Что миру их власти не место в стихах.