Четыре сестры-королевы
Шрифт:
Она рассказывает Маргарите выданные пленниками секреты: уверенный, что французы высадятся в Александрии, египетский султан послал войско туда, оставив Дамьетту практически не защищенной.
– Карл говорит, нужно брать город сейчас и двигаться на Каир, пока сарацины не вернулись.
– Не я король Франции, – кричит Людовик, – и не я Святая Церковь. Это вы сами, все вместе, и Церковь, и король.
Среди звучащих радостных возгласов он заканчивает:
– Да принесет нам Христос победу, чем прославит не нас, а Свое святое имя!
Троица пришла и прошла; Святой Дух, снизошедший в этот год опустошительным ветром, унес неизвестно куда
– Господь поведет и защитит нас, – повторяет он, словно убеждая самого себя.
Маргарита с палубы смотрит на высадку, ее дыхание как изорванная тряпка на суку. Перед ней расстилается простор моря, голубого, как слезы, а за ним нагромождение камней на египетском берегу, где французские рыцари только начали выгружаться с кораблей и топать ногами, привыкая к твердой земле, которой не ощущали много недель. Они еще не увидели отблесков света, клубов пыли, коней и всадников в золотистых доспехах, которые высыпают из ворот обнесенного стеной города и несутся на них.
«Жан, взгляни!» Но кричать тщетно. Он не услышит ее с такого расстояния. Но до нее доносятся странные звуки рога и барабанов и пронзительные крики, зовущие сарацин в бой. Французы устанавливают свои щиты на песке и втыкают в землю копья, выставив острия навстречу противнику, а сами, подняв мечи над головами, встают за эту баррикаду. Сарацины мчатся на них, как будто французское оружие лишь сон и его легко растоптать.
– Карл! – Беатриса, стоя рядом с сестрой, начинает звать мужа, чей корабль еще не достиг берега. – Карл, вернись! Тебя убьют!
– Они плывут на смерть, – говорит она Маргарите. – И виной всему твой безумный муж.
Маргарита ничего не отвечает, так как возразить нечего. Если на берегу слишком мало солдат, чтобы отбить нападение сарацин, то хотя бы отчасти это вина Людовика. Лодка с Карлом, Людовиком, братом Робертом и прочими с их корабля задержалась из-за падения в море старого рыцаря Плонкета: Людовик потребовал остановиться и помолиться за его душу.
Но Маргарита не собирается злословить на своего мужа, тем более Беатрисе, которая так скора на осуждение других и объявление их недоумками. Кроме того, среди сплотившихся перед врагом солдат на берегу королева пытается разглядеть Жуанвиля.
«Пречистая Дева, сохрани ему жизнь!»
Атакующие несутся вперед, их крики доносятся издалека. Маргарита слышит даже топот их коней – но нет, это стучит ее сердце. Сарацины нападают и быстро достигают берега, с которого французам отступать некуда: за спиной только море и огромные иззубренные скалы. Каждый мускул напрягается, словно тело само покрывает себя броней. Маргарита высматривает Жуанвиля, но он затерялся в скоплении солдат, стоящих наготове за ненадежным укрытием из щитов и копий, отделяющим их от смерти.
– Какое несчастье! – говорит Беатриса. – Эта экспедиция имела изъян с самого начала. Сначала Людовик стыдил своих баронов, не желающих присоединиться к нему, а надо было нанять солдат, желающих сражаться. Потом мы отплыли из Эгю-Морта, хотя Марсель гораздо ближе, и восемь месяцев валандались на Кипре, ожидая подкрепления, которое так и не пришло, и потеряли все шансы на внезапное нападение. Не понимаю, почему он не слушает советов Карла.
Для Маргариты эти жалобы подобны шуму ветра, треплющего паруса: слышанные уже много раз, они не требуют ответа. Беатриса отправилась в этот поход с хмурым видом, который с тех пор так и не покидал ее.
– Я поехала только из-за тебя, – сказала
Как будто у Маргариты был выбор, словно ей очень хотелось покинуть дом, оставить малых детей с Бланкой, а самой жить в пустыне среди язычников. Участие Жуанвиля сделало экспедицию более сносной – но теперь, глядя на неминуемую резню на берегу, она бы отдала все, даже жизнь, за то, чтобы он остался дома.
Маргарита хватается за борт: вот, момент настал! Арабы остановились. Их кони, смущенные стеной щитов и копий, поворачивают или встают на дыбы, сбрасывая всадников в песок. Французские рыцари бегут вперед, в атаку, и упавшие вскакивают на ноги. Маргарита прижимает руку ко рту, когда новая волна сарацин пересекает по мосту Нил, обрушивается на французов и рубит их, а затем град стрел из-за ограждения сбивает всадников на землю.
– Наши солдаты не должны высаживаться. Почему Людовик не разворачивает лодку? – спрашивает Беатриса. – Не слушает Карла, вот они все и сделаются мучениками.
– Успокойся, или я арестую тебя за измену, – обрывает ее Маргарита. – Думаешь, Людовик хотел, чтобы все вот так вышло?
Он представлял быструю победу: сарацины бухнутся на колени при виде неодолимой французской армады, бесчисленных кораблей. Они вышли в море прошлым августом в радужном настроении, которое развеялось, когда обещанному войску Альфонса не удалось добраться до Кипра. Споры о том, что делать дальше, резко обострились, как всегда, когда кто-то не соглашается с Карлом. «Если мы отправимся сейчас же, то налетим на сарацин, как ястребы, – настаивал он. – А если зазимуем здесь, то дадим им несколько месяцев на подготовку. Они не позволят нам даже высадиться».
Однако бароны поддержали Роберта – те самые, которых Людовик обманул своим подарком в прошлое Рождество, о чем Беатриса не устает повторять. Он возложил им на плечи мантии, а затем показал вышитые красные кресты в складках. И по-детски осклабился, увидев их ошеломленные лица. Теперь они обязаны принять участие в войне за Святую землю [45] . Но почему бы не задержаться на Кипре столько, сколько позволит Людовик?
– Новые войска сделают Францию неодолимой силой, – возражал Роберт. – Если сарацин не застанет врасплох наше прибытие, они будут ошеломлены нашим количеством.
45
«Взять крест» означает «принять участие в крестовом походе».
Но чего стоит величайшее войско на земле, если ветер против тебя? Они потеряли столько кораблей и людей – от трех тысяч рыцарей осталось семь сотен, из которых меньше половины сейчас успели высадиться на берег. Маргарита думает о царе Давиде, как он сразил могучего Голиафа одним камнем из пращи, и молится о подобном чуде. Одна надежда на Господа. И снова ее молитва услышана. Сражение закончилось. Сарацины скачут прочь, кроме тех немногих, кто пешим сражается врукопашную и наверняка будет убит или взят в плен. К берегу пристает лодка с Орифламмой, красным знаменем Святого Дениса. Над водой раздаются крики «Vive la France!» вместе с радостными возгласами, когда двое рыцарей среди скал и песка устанавливают флаг. Он развевается на ветру, как пламя, объявляя, что сюда пришла Франция. Победоносные рыцари снимают шлемы и обнимаются, а солдаты собирают тела убитых в стычке. «Пожалуйста, Господи, пусть он останется невредим». Маргарита щурится на солнце, высматривая бело-голубые полосы с золотым кантом – герб Шампани.