Четыре сестры

Ферджух Малика

– В пешем походе по Боливии, – добавила она. – Или по Монголии. В общем, где-то там.

– Где – там? – хихикнула Гортензия. – Боливия – в Южной Америке, а Монголия…

– Я знаю, где Монголия, – перебила ее Шарли. – Это для краткости.

– Ты возобновила дрейф континентов, тоже заслуга.

– Мать Андре-Мари увезли домой.

Они все знали в лицо Андре-Мари, которая работала в «Лабораториях Убук», в том же исследовательском отделе, что и Шарли. Вдобавок Шарли часто рассказывала о ней в том, что Беттина называла «маленький

социо-энтомологический сериал про Убук-лаб».

– Мы ей очень сочувствуем, – сказала Гортензия вежливо и так серьезно, что никто не понял, издевается она или нет.

– Но каким боком это касается нас? – добавила Беттина.

Шарли не сводила глаз с бланка, который заполняла: Если больной не застрахован…

– Андре-Мари уезжает ухаживать за матерью. Поль на юге…

– Кто такой Поль?

– Ее муж. Он объезжает больницы.

– Он тоже болен?

– Он представляет «Лаборатории Убук».

– Все равно не понимаю, как это нас каса…

– Мы в зоне В. Интернат Коломбы – в зоне С.

– Коломба? Голубка? [4] Они еще и птиц разводят?

– Коломба. Их дочь.

– Какое странное имя, – удивилась Энид. – Для девочки.

– Но это же женское имя!

– Я хочу сказать, для человека, – уточнила Энид.

– Насчет имени кое-кому лучше бы…

Шарли оборвала фразу на полуслове.

– Ты же хотела рассказать вкратце, – подбодрила ее Беттина. Шарли подписала последний бланк и вложила его в конверт, где он встретился со своими собратьями. Она вздохнула:

4

Colombe (фр.) – голубка.

– Хорошо, вкратце. Мы приютим Коломбу в Виль-Эрве на несколько дней. Пока в зоне С каникулы.

Она быстро обвела сестер взглядом.

– И чтобы ни одна из вас, – повысила она голос, – не вздумала обзывать ее птичьими кличками!

Завывший в каминной трубе ветер подчеркнул ее строгий вид снопом лиловых искр.

2

Зануда, или Перины летают!

– А, черт! – воскликнула Беттина за компьютером. – Гадская Лижа!

Сестер это ничуть не смутило. Беттина обращалась к Безголовой Леди Лиже и ее тринадцати Темным Пампкинсам. Было девять часов вечера.

Лежа прямо на плиточном полу, перед тучным и кривоватым кухонным камином, Энид блаженствовала: Роберто от души топтал ей печень.

Гортензия с увлечением читала (Гортензия всегда читала и всегда с увлечением) «Марджори Морнингстар», опершись локтем на скамью и пристроив левую пятку в резьбу ближайшего буфета.

Где-то на втором этаже Женевьева складывала белье; так она сказала сестрам, и это наверняка была правда, потому что сестры давно усвоили, что Женевьева никогда не

лжет.

Стоя у газовой плиты, Шарли ставила кулинарные опыты. В воздухе пахло горячими каштанами.

– А, черт! – повторила Беттина, по-прежнему обращаясь к Леди Лиже.

Это было ее последнее ругательство за вечер, и вновь воцарилось спокойствие. По крайней мере внутри дома. Ибо снаружи бушевала буря. Ветер крепчал с каждым часом, пригибал вереск в ландах, тряс двери и рамы старого дома, завывая с утеса, точно свора голодных собак.

Шарли у плиты повернулась, направив прямиком на линию горизонта деревянную ложку, которую держала в руке.

– Ты уверена в рецепте? – спросила она Гортензию. – У меня не получается добиться консистенции джема.

– Вдохновись мозгами Беттины.

– Дура, – буркнула Беттина.

– Попробуй-ка, – скомандовала Шарли.

Продолжая читать, Гортензия наклонила голову и открыла рот. Шарли влила в него немного варева.

– Получается или твердый, как карамель, – вздохнула она. – Или мягкий, как… э-э…

– …мягкая карамель?

Гортензия проглотила и поцокала языком. Не отрывая глаз от судьбы Марджори Морнингстар, она перечислила:

– Перебор сахара. Слишком твердо. Недоварено. Едали мы и лучше. Шарли крутанулась на каблуках. Потом еще раз (вернувшись к исходной точке) и проворчала:

– Все из-за Беттины. Она должна была следить за пропорциями, когда я сыпала сахар.

– Все на свете знают, что следить надо за Беттиной.

– Дура, – снова буркнула Беттина.

– Перины! – воскликнула Энид, прижимаясь носом к запотевшему окну.

– Что она такое несет?

Энид залезла на встроенный столик под окном. Роберто сидел у нее на плече, Ингрид – на руке, а она всматривалась в темноту, где клубились вихри.

– Похожи на летающие перины, – повторила Энид. – Тучи.

Но вопрос уже был забыт. Шарли поправила большие подставки для дров с медвежьими головами – они открыли пасти, то ли смеялись, то ли хотели укусить. Она поворошила кочергой дрова в камине, подбросила полено, огонь ярко вспыхнул.

– Я больше люблю каштановый крем в банках, особенно из «Гиперпромо», – вставила Энид. – И Роберто тоже.

Она подумала немного и добавила:

– Как Ингрид, не знаю.

Беттина взвизгнула «Телефон!» и, бросив Безголовую Леди Лижу на экране, побежала на звонок.

– Где этот телефон? – рявкнула она. – Энид! Если ты опять забыла его в туалете…

Она отыскала трубку на дне кастрюли и вспомнила, что сама положила ее туда, поговорив со своей подругой Денизой.

– Алло?

На том конце провода зазвучали скрипки. Потом голос:

– Гортензия?

– Нет. Это… Женевьева, – соврала Беттина, узнав собеседницу.

Скорчив гримасу, она прижала трубку к животу в области печени, точно стетоскоп.

– Зануда! – беззвучно проговорила она. – Слушает своего шансонье со смертельным именем!