Четыре сестры
Шрифт:
– Эти орешки для тебя… иди же за ними… иди сюда…
Он бросил их один за другим. Быстрая, как молния, крыса схватила все и юркнула в свое убежище.
– Кормить врага – это победа? – поинтересовалась Беттина.
– Морить его голодом – тоже не выход. В сущности, эта зверушка вас любит.
– Прости, что?
– Почему он так рискует ради пищи, когда
На это у Беттины не нашлось ответа. Она вздрогнула.
– А ты? – продолжал Мерлин. – Почему ты стоишь тут и мерзнешь в моем обществе, когда сто раз дала мне понять, что я для тебя недостаточно красив?
Беттина покраснела. И снова не нашлась с ответом.
– Мое приглашение в кино еще в силе, – сказал он. – Но ненадолго.
– А, – протянула она. – Идет драка за твою компанию?
– Нет. Но срок действия билета ограничен.
– Пригласи кого-нибудь еще.
– Я хочу пойти с тобой.
Она всмотрелась в него. И поймала себя на том, что ищет недостатки, которые раньше бросались ей в глаза с первого взгляда. Она по чесала щеку, скрестила руки на груди. Наверно, виноват фонарь… Потемневший от пыли и дождей, засиженный насекомыми и птицами, он смягчал все вокруг своим мягким оранжевым сиянием.
– В среду? – выдохнул Мерлин.
Беттина почувствовала, как заколотилось сердце под скрещенными руками.
– Хорошо. На четырехчасовой сеанс, – сказала она тихо-тихо.
Он расцепил ее руки, взял ее ладони в свои. Наклонился, как будто хотел ее поцеловать, но не поцеловал. Он прошептал:
– Дай Майкрофту шанс. И некрасивые могут выиграть в твоих глазах, если их лучше узнать.
Мерлин наклонился еще ниже. Но только улыбнулся, той самой улыбкой, которая затопила ее сердце.
– Пока.
Он вскочил на велосипед, совершил акробатический кульбит, почти превратившись в самолет на взлетной полосе, и скрылся за оградой.
– Ну? – спросила Шарли, когда Беттина вернулась. – Он улепетнул?
– На велосипеде.
– На велосипеде? Майкрофт?
Беттина
– Майкрофт нас любит. Он мог бы спокойно кормиться в амбаре. Но он любит этот дом. Давай дадим ему шанс.
Шарли удивленно подняла брови и сделала Базилю знак рукой, давая понять, что сомневается в психическом здоровье младшей сестры.
Энид же опять напевала бессвязную песенку, в которой шла речь о русалке (с хвостом и хорошенькой мордашкой), которая нашла возлюбленного в бассейне.
Я никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая никакая!
Я была сегодня на театральных курсах в ПЕРВЫЙ и ПОСЛЕДНИЙ раз в жизни! Никогда еще не чувствовала себя таким земляным червяком.
Лермонтов преподает драматическое искусство тридцать лет. С такой фамилией я ожидала увидеть типа ростом метра в четыре, упирающегося в потолок. Ничего подобного. Это низенький краснощекий человечек с отвисшей нижней губой – так и хочется почмокать ему, как младенцу, – астматическим дыханием и тяжелыми черепашьими веками, из-за которых он немного похож на китайца.
Когда я записалась, он со мной даже не поздоровался.
– Ваше имя?
– Гортензия Верделен.
– Вы очень молоды.
– Двенадцать лет.
(Это будет правдой через несколько месяцев.)
– Почему вы хотите учиться актерскому искусству?
Из-за Зулейхи Лестер в «Купере Лейне». Я пробормотала:
– Потому что я… я не умею играть.
Конец ознакомительного фрагмента.