Четыре сестры
Шрифт:
Мадам Латур-Детур. Признайте, что это не очень разумно.
Гортензия. Я… признаю.
Мадам Латур-Детур (иронично). Я знаю способы вас разговорить.
Протягивает кремовую карточку.
Мадам Латур-Детур. Вот что, я думаю, вам нужно.
25
Дебора Керр (1921–2007) – британская актриса, обладательница премии «Золотой глобус» за фильм «Король и я», а также почетных премий «Оскар», BAFTA и награды Каннского кинофестиваля. Дебора шесть раз номинировалась на «Оскар» как лучшая актриса, но ни разу не выиграла в этой номинации.
Она встала в облаке кудряшек и юбок и вышла за дверь. Кто такая Дебора Керр? Я опустила глаза на кремовую карточку:
ЗОЛТАН ЛЕРМОНТОВ
школа драматического искусства тело, пространство, жест, голос
Второй раз за пару дней мне советуют учиться на актрису… Знак?
В конце концов, может быть, мне все-таки суждено стать Зулейхой Лестер из «Купера Лейна».
Постаравшись не сесть в один автобус с сестрами, Гортензия вышла на остановке одна. Но вместо того чтобы свернуть в Атлантический тупик к дому, она пошла напрямик через ланды к своей любимой нише в скале. Бросив рюкзак на холодную траву, она хотела было сесть, но ее остановил возглас:
– Эй! Я тебя вижу!
Гортензия на коленках подползла к краю. Пятнадцатью метрами ниже, у кромки отлива, стояла Мюгетта и махала ей обеими руками. Ее запрокинутое лицо смеялось. Гортензия отметила, что она без пальто.
– Тебе не холодно? – крикнула она.
Но ветер отнес ее вопрос вдаль. Мюгетта приложила ладонь к уху. Гортензия повторила. С тем же результатом. Тогда она решила спуститься по гранитным ступенькам.
– Ты, наверно, окоченела, – сказала она, добравшись до пляжа.
Мюгетта была в свитере и брюках, но босиком на холодном песке, без куртки, без шарфа.
– Мне не холодно.
– В тот раз ты сказала, что тебе всегда холодно. И даже добавила: «Теперь».
– Когда как. Ты из коллежа?
– Ммм, – промычала Гортензия.
Она думала, не снять ли ей пальто из солидарности, как вдруг Мюгетта побежала к лужице теплого ила своей странной походкой, подпрыгивая на одной ножке и крича что-то, чего Гортензия не поняла. Потом она вернулась, все так же подпрыгивая:
– Слабо?
– Что – слабо? – заволновалась Гортензия.
– Искупаться!
Она смеялась, но, похоже, не шутила.
– Ну ты даешь! Это в ноябре-то!
Море лизало скалы с шипением лимонада.
– Только ножки помочим.
–
– Когда же вы купаетесь?
– Три дня в августе.
Мюгетта бросила на нее такой же взгляд, как в прошлый раз, – взгляд из-за непроницаемой завесы.
– Этим летом, – сказала она, – я буду Мёрт-и-Мозель. Больше не там.
– Ты хочешь сказать, здесь?
– Здесь. Везде. Нигде.
Мюгетта почесала переносицу и решительно заявила:
– Я искупаюсь.
И пошла к кромке воды, где пузырилась пена, точно пух над камнями.
– Как сахарная вата! – засмеялась Мюгетта.
Волна захлестнула ее. Темно-зеленые брюки намокли и почернели. Гортензию зазнобило.
– Вернись!
Холодный ветер с моря чуть не сбил ее с ног. Гортензия сняла ботинки, носки, положила их на камень подальше от воды, закатала брюки и осторожно направилась к Мюгетте.
– Вернись, – взмолилась она. – Ты совершенно… Иль-и-Бордель!
– Не так уж холодно, когда привыкнешь.
Лицо у Мюгетты было бледно-голубое. Гортензия схватила ее за локоть и потащила на сухой песок. Мюгетта не противилась.
Обе упали на песок. Мюгетта стучала зубами.
– Возьми мое пальто, – сказала Гортензия.
Мюгетта закуталась в него и сделала из рукава марионетку.
– Унылое у тебя пальто. Ты всегда носишь темно-синий?
– Не всегда. Я купила его после смерти родителей.
– Глупо, – сказала Мюгетта.
Она снова потерла переносицу и спросила:
– Когда они умерли?
– Почти два года назад.
– Они болели?
– Автомобильная авария.
– Ну и глупо носить темно-синий. Розовый, желтый, в цветочек – это не помешает тебе думать о них.
– Знаю. Тебе надо домой. Ты тоже вся синяя.
– Не темно-синяя, надеюсь.
Она засмеялась.
– А неплохо у тебя получилось – «Иль-и-Бордель»…
– Что у тебя была за болезнь?
И тут сверху, с утеса, раздался голос. Обе девочки задрали головы. К акая-то фигура бегом спускалась по ступенькам.
– Зербински, – прошептала Мюгетта.
– Питбуль?
Но когда сиделка подошла к ним, Гортензия очень удивилась. Зербински была тоненькой молодой женщиной с добрыми черными глазами и танцующей походкой. На ней были белый пуловер и вельветовые брюки гранатового цвета.
– Добрый день, – поздоровалась она с Гортензией, которая поспешно вскочила на ноги.
Сиделка повернулась к Мюгетте – та отвернулась от нее – и протянула ей оранжевый дафлкот, который держала в руках.
– Пойдем домой? – сказала она.
Несмотря на вопросительную интонацию, это был приказ. Она подала Мюгетте обе руки, и та ухватилась за них, чтобы подняться.
– Теперь, когда Мюгетта в пальто, забери свое, – сказала Зербински Гортензии. – Ты живешь в Виль-Эрве?
Гортензия кивнула.
– Спасибо.
Гортензия шла за ними до вершины утеса. Сиделка иногда почти несла Мюгетту, которая выбилась из сил и тяжело дышала. Эта женщина была, должно быть, очень сильной, несмотря на хрупкую внешность. Но скоро Гортензия поняла, что это Мюгетта была худенькая и легкая.