Четыре времени любви
Шрифт:
После шторма
За дорогами дальними
затерялась Вселенная.
Лишь под утро растаяла,
расплескалась беда.
Был закат ожиданием,
стал рассвет исцелением.
Смолкли злые литавры
и запела вода…
Пела голосом грозным,
громовым и раскатистым.
Море пело. От радости.
Море пело о том,
как упругие волны
разбивались о скалы
и осколками радуги
становились потом.
И взлетало,
и
солнце в море зелёное.
Угасающий шторм
рокотал вдалеке.
А по берегу —
парами —
пробегали влюблённые,
заплетая цепочки
следов на песке…
Было море бессонное.
Было небо бездонное.
Песня в брызгах рождалась
и взлетала в зенит.
Эта песня
за сотни
километров от дома,
в снежных северных далях
в моих окнах звенит.
«Найди слова попроще…»
Найди слова попроще,
мелодию поймай.
В берёзовую рощу
впусти зелёный май.
Созвучий звонких ворох
бери, в венок сплетай
и сладкий стон, и шорох,
и гомон птичьих стай.
На гребнях рифм качая,
по кромкам строк ведя,
клади строфу печали
на музыку дождя.
На храмовую площадь
за слогом не ходи!
Найди слова попроще,
пожалуйста, найди!
Найди, чтоб звонче пелось,
чтоб долго не спалось,
черёмухой кипелось,
рассветом разлилось…
Сухи, бесстрастны, голы
слова, но… не спеши,
переложи глаголы
на музыку души.
В предсердии заноет,
запляшет чёрт в крови,
переводи земное
на музыку любви…
…а утро пораженья
расплатой за грехи
приговорит к сожженью
рождённые стихи…
«Был вальс несмелый в школьном зальчике…»
Был вальс несмелый в школьном зальчике.
Луна. Рассвет. Прибой. Глициния.
Мы были девочки и мальчики,
а нынче — скептики да циники…
Мы были девочки и мальчики,
горели щёки от смущения,
весна сплетала наши пальчики.
За что теперь просить прощения?
Всё было, дружба и предательство —
мы вовсе не ходили в избранных!
Стихи не слали по издательствам,
писали в стол, а пели — Визбора.
Мы были умники и умницы!
Вокруг цвело, искрилось, множилось…
Жила любовь на нашей улице,
но обтрепалась да скукожилась…
Какое странное явление:
мы подбираем крохи истово,
своё теряем Удивление
и тратим век на поиск Истины…
Найдём, покажется… Надень очки,
и зеркалу не стоит хмуриться!
Там те же — мальчики и девочки,
там те же — умники и умницы…
Немного только постаревшие…
«Живу…»
Живу.
Живу,
Пока покалывает сердце.
Пока прощаю и прошу.
Пока в сплетеньях квинт и терций
найти мелодию спешу.
Живу.
Живу пока.
Дышу.
Пишу тихонечко.
Грущу.
Что пустота?
Всё то же –
Вечность!
На волю память отпущу:
в аллеи,
на луга,
в беспечность…
…по пояс — в мокрую траву…
Пока дышу.
Пока живу…Апрельская песенка
Я на кухне, на причале пророчеств,
завернувшись в одеяло бессонниц,
пью остывший крепкий чай одиночеств,
и зима меня достала, и совесть…
Прикорнуть бы мне, но сны разбежались…
До рассвета, до восьми обречён я,
задержавшейся весны каторжанин,
нескончаемой зимы заключённый.
Брошусь в омут очертя —
нагорело!
На кулички!
На два дня!!
К далай-ламе!!!
Ринусь к лешему, к чертям, на галеры!
Но к утру вернусь, звеня кандалами…
Здесь, на подступах, сквозь снег и ненастье,
среди луж горчит сугробное тело
в серых простынях лежалого наста.
А на постерах — «Грачи прилетели»…
Здесь на совести саднит неспокойно:
за можай,
в дупло,
бежать без оглядки,
обрывая нити, сети и корни…
Но придёт тепло — всё будет в порядке.
Солнце выкатится влёт и, фасонясь,
разъярится, пусть с задержкой по датам.
И растопит лёд и бед, и бессонниц,
и бессовестно поманит куда-то…
В ночь на первое декабря
…нет звуков никаких,
прозрений и пророчеств.
Я снов черновики
смахну в корзину ночи.
Лежит моя душа
у полночи в тенётах,
ленивая, как шаль,
забытая на нотах,
храня и хороня
от глаз, ушей и лести
мелодию меня,
несочинённость песни,
размытую иных
пределов отдалённость,
и очертанья их,
и предопределённость
прохладной горсти слов
в ночь с осени на зиму,
и… утренний озноб,
и сон,
и амнезию…
«Вылизывает ночь…»
Вылизывает ночь
квадратики окон
своим шершавым
тёплым языком.
И форте — гром
симфоний и сонат,
звучащих днём,
вдруг умолкает в снах.
И зазвучит над городом
ноктюрн,
погаснет
светомузыка витрин,
невесть откуда взявшийся
ветрил
по проводам потренькает
ногтём…
А люди бродят,