Четыре жезла Паолы
Шрифт:
И все же темная полоска на горизонте все ширилась, приближаясь; и настал день, когда Паола опустилась на колени, провела ладонью по острым травинкам, стряхивая с них налипший снег, и выдохнула сквозь слезы:
— Дома…
Иногда судьба подкидывает странные знаки; а может, просто зло шутит, как знать. В тот вечер, раздумывая о ночлеге, Паола наткнулась на хижину на опушке леса — чахлого, прижатого к земле постоянными холодными ветрами, присыпанного снегом поверх когда-то зеленых, но теперь побуревших от холода
Значит, снег наступает…
Паола открыла дверь:
— Эй, хозяйки, кто дома?
Тишина.
Опрокинутая лавка, давно погасший очаг. Разбитый горшок и рассыпанные травы на полу — истоптаны, похоже, тяжелыми сапогами. Значит, или не сами ушли… или просто в спешке, а следы — помощников. Вот только с какой стороны, снежной или зеленой…
Да мне-то какая разница, пожала плечами Паола. Важно, что есть крыша над головой, стены, очаг и дрова. Есть нечего, так хоть согреться. За время скитаний по гномьим горам Паола научилась ценить тепло.
Она сидела у очага, протянув руки к огню, совсем как в прошлый раз. И, наверное, поэтому не могла справиться с воспоминаниями — теми, что успешно гнала, пока пробиралась по враждебной земле. Колючее дыхание йети, рев и крики, острое ледяное крошево в глаза, гаснущие звезды, рухнувшее небо. Лед и кровь.
Оказывается, она слишком хорошо запомнила тот бой.
Глаза щипало, но слезы не шли. Паола глядела в огонь, а в голове все крутилось и крутилось: его нет больше. Он мертв. Навсегда.
Мешочек с рунами толкнулся в сердце. Девушка стащила его с шеи, путаясь в давно не чесанных толком волосах, запустила руку внутрь. Наугад. Попалась деревянная — «спутник». Две руки в пожатии.
Нет, это точно не Гидеон. Гидеон редко прикасался к ней. Как будто боялся перейти собой же установленную границу. Не потому ли она так явственно помнит каждое его прикосновение? Рука на плече, легкое объятие. «Верь, Паола». Я верила. А ты — знал, что обманешь, когда обещал вернуться вместе?
Руны не отвечают на вопросы о прошлом — а жаль. Паола хотела бы знать.
Вздохнув, она спрятала деревянную пластинку в мешочек, а мешочек — на грудь под платье. Надо поспать. Завтра ей понадобятся силы. Завтра, и послезавтра, и…
— Мира этому дому, — тихий насмешливый голос прозвучал над самым ухом, заставив Паолу подпрыгнуть и заоглядываться. Но говоривший уже куда-то делся, растворился в темноте, лишь усмехнувшись напоследок: — Хотел бы зарезать — уже б зарезал.
Беспечная дура, выругала себя Паола, ведь и правда…
Мысль сбежала на полуслове: в хижину, согнувшись в дверях, проскользнула фигурка в широком плаще. Откинула с глаз капюшон. Паола взвизгнула и кинулась обниматься:
— Джатта!!!
Это и правда была Джатта, обветренная,
— Господи, ты живая, живая, — Паола смеялась и плакала, — ой, какие у тебя руки холодные! Иди к огню скорей!
— Ты как Ойка, — тихо засмеялась Джатта. — Огонь это хорошо-о…
— Только дымом пахнет на всю округу.
Паола обернулась — и наконец-то разглядела говорившего. Ассасин скинул плащ, встряхнул — теперь Паола заметила, что и он, и Джатта все в снегу. Ну да, она же уходила с ассасином…
— Вы с гор?
— Нет, — отрывисто ответила Джатта, — из степи.
— А снег?..
— Вон он, снег, за дверью. Хотя там тоже. Горцы все рудники забили. Вовсю хозяйничают. Не иначе, договорились с зеленокожими. Знать бы как.
— Они хитрые, — поежилась Паола.
— Те тоже, — хмыкнула Джатта. — Выглядишь ужасно, подруга. Ты одна?
Паола молча кивнула. Губы задрожали.
— Ну, не надо. — Теперь Джатта потянулась ее обнять. — Война, что тут сделать.
— Кто он был? — спросил ассасин.
— Рыцарь, — тихо ответила Паола.
Презрительный смешок растворился в воздухе.
— Рыцаря в горы, ну и дурь. Как еще сама уцелела.
— Уцелела. — Паола пожала плечами. Презрительный тон задел, но спорить не хотелось. — Тебя звать-то хоть как?
— Джер.
— А я…
— Паола, знаю. За тобой погони нет? Цела, здорова?
— А… — Ошеломленная напором девушка моргнула. — Вроде нет. Мне повезло, там землетрясение было. Разбежались и горцы, и зверье. Цела, устала только очень.
— А мне кажется, тебя подлечить нужно. — Джатта скинула плащ. — Дай-ка махну на исцеление.
— Подкормить ее нужно, — буркнул ассасин.
Джатта все же махнула. Бодрящее тепло пробежалось, щекоча, от макушки до пят, и словно расправилась тугая сжатая пружина — Паола всхлипнула вдруг и расплакалась. Джатта усадила ее на лавку, обняла, шепнула:
— Рассказывай.
Поначалу слова застывали в горле, но потом стало легче. С каждым словом отпускала боль, как будто уходила, выговорившись, растворялась, исчезала. И только одно продолжало грызть.
— Он знал, — жаловалась Паола, — знал, что погибнет. Он одного только хотел, чтобы я ушла. Но почему он со мной не поговорил?
— Это же ясно, — удивленно ответила Джатта. — Боялся, что подслушают. Он правильно действовал. И он, и ты.
— Все равно, — плакала Паола, — все равно. Он мог бы…
Джер молча возился у очага. И, странно, Паола была ему благодарна за молчание.
У Джатты и ее ассасина нашлись для Паолы и утешение, и еда, и лишнее одеяло. И самое главное — ощущение безопасности. Этой ночью Паола по-настоящему выспалась — впервые, кажется, с начала похода и уж точно впервые с тех пор, как они с Гидеоном пересекли границу гор. Но лишь утром молодая жезлоносица в полной мере поняла, как ей повезло. Когда Джатта, потянувшись, деловито сказала: