Четыреста килознаков
Шрифт:
— Уснула?
— Нет. В книгу. Думала, еще не поздно, а потом посмотрела на часы…
— Закончила хоть? — усмехнулся Ник.
— На сегодня — да. И в запас написала. Хотя и не все еще. Но успею до выходных.
— Ну и отлично. Забронировал домик на Игоре. С пятницы, на две ночи.
— Ой, — испугалась я, потому что Игора для меня была чем-то вроде Давоса — буржуйский лыжный курорт. — Я это… плохо на лыжах. Со школы ни разу не стояла.
— Думаешь, я хорошо? Найдем чем заняться и без лыж. Завтра вечером приедешь?
— В клуб?
Пожалуйста, не надо в
— Ко мне.
Прозвучало немного как приказ. Ну и ладно. Пусть.
— Слушай, а что со шлагбаумом? Я на своей поеду.
— Скину номер пульта. Остановишься в арке, наберешь с телефона — автомат откроет. Во сколько тебя ждать?
— Часов в семь.
— Хорошо. Спокойной ночи, Жень. Целую!
— И я тебя.
— Да-а-а, мать, это клиника!
Вздрогнув, я обернулась. Алена стояла на пороге в ночной рубашке и смотрела на меня как на…чудо-юдо.
— Чудо-юдо-рыба-кит, — продекламировала я.
— Он под деревом сидит, — рассмеявшись, продолжила Алена.
— По-турецки говорит.
— Говорит, говорит, разговаривает, — закончили мы хором нашу любимую мешанину из ее детства.
— А тебе никогда не говорили, что подслушивать некрасиво? — я подошла к ней и обняла.
— Да я и не слышала ничего, — фыркнула она и потерлась носом о мою щеку. — Ты просто стоишь с телефоном и лыбишься в потолок. Небось с Ником болтала.
Потому что у меня все хорошо, сказала я себе, когда Алена ушла. Как будет потом — неизвестно. А вот прямо сейчас — хорошо. Я обрубила все хвосты. Да, неприятно, но все равно хорошо. И закончила то, что не надо было начинать. Ну да, не на четыреста килознаков роман. Но зато мой собственный — надеюсь! — будет гораздо длиннее. Я этого хочу. Очень. И завтра мы увидимся. Когда тебя ждет мужчина, в которого по уши влюблена, это мощный стимул закончить работу побыстрее.
Как хорошо, когда у тебя все хорошо…
Когда я проснулась утром, Алены дома не было. На кухонном столе лежало вареное яйцо с нарисованной маркером рожицей и записка: «Приду поздно. На связи».
Кажется, ребенок потихоньку отмерзает. Слава богу. Лишь бы глупостей каких не наделала. Но тут только молиться, потому что на цепь двадцатилетнюю девку не посадишь. Да и к чему? Каждый сам должен пройти через все свои ошибки, это жизнь.
Воцап выкинул единичку:
«Доброе утро. Жду вечера».
«Доброе! Я тоже!»
«Я сегодня дома. Приезжай, как закончишь», — и номер для шлагбаума.
«Постараюсь. Целую».
«И я тебя».
Мой коротыш за ночь и утро неожиданно пробился в виджет «Набирают популярность». Как с неба насыпалось библиотек и звездочек. И восторженных комментариев.
Это правда все мне? «Большая пицца с сыром — для меня одного»?!
Мало того. Коммерческий автор во мне переживал еще и потому, что Нина в мучениях месяц писала, как оказалось, бесплатную книгу. Но, похоже, я получила за новогоднюю сказку новогодний подарок. Как будто какой-то литературный бог вознаградил за нежелание убивать книгу. Подписчики прибавлялись на глазах.
Я писала — сначала за Жанну, потом две порции за Джо, на сегодня и в запас, а рука так и тянулась к заветной кнопочке F5 — обновить. И все еще не верилось. Даже когда одна читательница прислала в подарок красивый арт. А другая написала маленький отзыв, прямо по горячим следам.
Ребята, вы серьезно? Вы же не хотели ее читать. Я думала, что это будет самая моя провальная книга за шесть лет. И вдруг… ну нет, не топ, разумеется, но… ой, мама, мне мерещится? Десятое место в коротышах! Нет, уже девятое!
Я понимала, конечно, что это короткий всплеск, что день-два — и упаду туда, где спят сладким сном законченные книги нетоповых авторов. На тысячные места рейтинга. Но пока радовалась, как ребенок неожиданно подаренной игрушке. Наверно, только авторы, которых внезапно подкинуло, могли понять то, что я сейчас чувствовала.
К половине пятого работа была закончена. Приняла душ, высушила волосы и зависла перед шкафом.
Женя, Женя, не то направление. Можешь хоть в спортивном костюме приехать, он и не заметит. Давай вон туда, к комоду с бельем. На нем, правда, тоже надолго не задержится, но все же…
Порывшись в ящиках, я вытащила комплект, провалявшийся там года три с несрезанной биркой. О чем только думала, когда покупала? Наверно, об очередной проде от Джо. Это были трусы и лифчик Шрёдингера — вроде есть, но как будто и нет. Тончайшая, почти прозрачная ткань оттенка легкого загара с едва заметными крохотными цветочками. В скомканном виде вся эта беда помещалась в сжатый кулак.
Надела, посмотрела в зеркало. Да, товарищи, голая тетка — это просто голая тетка. А вот если на ней такой намек на белье… это уже бронебойная сила. Эх, жаль, что мне не двадцать!
Или… не жаль?
Наверно, все хорошо в свое время.
Еще месяц назад я думала, что сорок для женщины — это… ну не старость, конечно, а что-то вроде реки, которая с гор сбежала в долину. Спокойное, плавное течение, без стремнин и водоворотов. Все уже было, все знакомо. Влюбиться? Ну, может быть, но все равно не так, как раньше.
И правда, не так. Не так, как в двадцать. И даже не как в тридцать. Может, и спокойнее, но глубже, острее, полнее. Ярче — как краски осени. Тютчев был на десять лет старше, когда писал про последнюю любовь, но суть та же. Если ты знаешь: возможно, это в последний раз, воспринимаешь все совсем иначе.
Может, у нас с Ником ничего и не выйдет. Может, потом я встречу кого-то еще. Но сейчас мне очень хотелось, чтобы вышло. Потому что он оказался моим как никто другой, и надеяться на такое же совпадение было бы наивно.
Не так уж важно, кто твой первый мужчина. Важнее, кто станет последним.
Нинка, запомнила? Пригодится.
Перед уходом я заглянула на кухню и приписала маркером к Алениной записке: «Вообще не приду. Не на связи». И нарисовала такую же рожицу, какая была на яйце, только с высунутым языком.