Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига
Шрифт:
«Из всего видно, что он [Г.-Ф. Миллер] весьма немного читал российских летописей, и для того напрасно жалуется, будто бы в России скудно было известиями о древних приключениях. …Иностранных авторов употребляет он весьма непостоянным и важному историографу непристойным образом, ибо, где они противны его мнениям, засвидетельствует их недостоверными, а где на его сторону клонятся, тут употребляет их за достоверных.
На таких зыблющихся основаниях поставлена вся его диссертация, в которой он, во-первых, опровергает мнение о происхождении от Мосоха Москвы и россиян от реки Росса, которые его мнения, десять раз прочитав, едва распознать можно, спорит ли он или согласуется… О скифах, которых почитать должно за первоначальных жителей в наших нынешних селениях, господин Миллер весьма мало упоминает, разве он не хотел повторить того, что от покойного профессора Бейера в наших «Комментариях» писано…Правда, что господин Миллер говорит: «Прадеды ваши от славных дел назывались славянами», но сему во всей своей диссертации противное показать старается, ибо на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают, разоряют, огнём и мечом истребляют; гунны Кия берут с собой на войну в неволю.
Варягов не почитает господин Миллер за народ славенский, однако, что они происходили от роксолан, народа славенского, и прошли с готфами, славянами ж, от Чёрного моря к берегам Балтийским, что говорили языком славенским…
Имя российское почитает господин Миллер за новое, которое началось при Рурике, а сие из того заключает, что об нём иностранные не знали; но как из того заключить, что варяги сами себя Русью не называли?..Едва можно чуднее что представить, как то, что господин Миллер думает, якобы чухонцы варягам и славянам имя дали.
Новгородцев называет самохвалами для того только, чтобы утвердить свои догадки. О святом Несторе, летописце, говорит весьма продерзостно и хулительно так: ошибся Нестор, и сие неоднократно.
[ Диссертация Миллера] отнюд не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась(моё выделение). Сие репортует профессор Михайло Ломоносов».
Но не услышали даже ближайшие потомки отечественного титана. Что делать, если так захотели император и императрица? Всё это М.В. Ломоносов предвидел, поэтому и написал: «Знаю, что обо мне дети отечества пожалеют» [107*]. Жалеем, ох, как жалеем! Напрасно предупреждал, что немцы на русской службе в лице Шлёцера и Миллера воруют и уничтожают ценные документы и летописи, а если русского языка не знают, не следует им поручать написание российской истории. Но кому слушать его было, если сами «русские» императоры родом из немцев и посажены на трон европейскими потомками взбунтовавшейся Реформации? Сторонница коренных российских интересов Ек. Дашкова (по её инициативе издавался первый толковый словарь русского языка, её брат Воронцов был духовным и финансовым благодетелем А. Радищева) в узурпированной немцами стране в конце жизни тоже, как и Ломоносов, оказалась в изоляции и забвении.
В начале своей карьеры, после замужества и рождения сына много путешествовала. Исколесила многие столицы, города и селения Европы. Крупные политические деятели разных стран встречали её с восторгом и интересом. В Вене состоялась памятная беседа с премьер-министром Австрии князем Кауницем, который считал, что русские всем обязаны Петру I, так как он создал Россию и русских. Теперь послушаем саму Дашкову [108*]: «с. 171. Я отрицала это и высказала мнение, что эту репутацию создали Петру I иностранные писатели, так как он вызвал некоторых из них в Россию, и они из тщеславия величали его создателем России(моё выделение)…Задолго до рождения Петра I русские покорили Казанское, Астраханское и Сибирское царства(моё выделение). Самый воинственный народ, именующийся Золотой Ордой…, был побеждён русскими, когда предки Петра I ещё не были призваны царствовать. В монастырях хранятся великолепные картины, относящиеся ещё к тому отдалённому времени. Наши историки оставили больше документов, чем вся остальная Европа, взятая вместе ( вот, что так старательно уничтожали Романовы и переделывали их «летописцы»— моя вставка)». И далее она продолжает про Петра I:
«С. 172. Некоторые реформы, насильственно введённые им, со временем привились бы мирным путём в силу примера и общения с другими нациями. Если бы он не ставил так высоко иностранцев над русскими, он не уничтожил бы бесценный, самобытный характер наших предков. Если бы он не менял так часто законов, изданных даже им самим, он не ослабил бы власть и уважение к законам…Он почти всецело уничтожил свободу и привилегии дворян и крепостных…Он ввёл военное управление, самое деспотичное из всех, и, желая заслужить славу создателя, торопил постройку Петербурга весьма деспотичными средствами: тысячи рабочих погибли в этом болоте, и он разорил дворян…Он построил Адмиралтейство, хотя вода в Неве так мелка, что на этих верфях строят только корпуса судов, которые затем с величайшим трудом… перетаскивают в Кронштадт, — этого он мог и не делать, зная, что даже большие или сильно нагруженные суда не могут дойти до Петербурга…Время монарха слишком драгоценно, чтобы тратить его на работы простого мастерового. Петр I мог привлечь к себе не только плотников и строителей, но и адмиралов. Он пренебрегал своими прямыми и важнейшими обязанностями, работая в Саардаме, чтобы стать плотником и испортить русский язык, примешивая к нему голландские окончания и термины, которыми переполнены его указы и всё, относящееся до морского дела».
Кажется, и княгиня Дашкова была близка к разгадке происхождения Петра I: может, он коверкал свой родной голландскийязык новыми русскими словечками?
Она была на несколько десятков лет раньше Гоголя в Риме, но не разглядела там Колизея [108*]. А вот великий Гоголь увидел, хотя до завершения строительствасих развалиноставалось ещё более 10 лет [109]. Что это, ещё один социальный заказ Романовых должнику, который обязался утвердить то, чего не существовало на Земле? Я просмотрел в городской библиотеке все доступные собрания сочинений Гоголя советских времён. Оказалось, что этот очерк везде обозначен, как отрывок. Сразу подумал: «Что-то там есть такое, чего боялись идеологи коммунизма». Поэтому поднял на свет дореволюционное издание. Но и здесь он был обозначен отрывком! Значит, испугались царские редакторы, или у писателя больше не хватило духа описывать свои миражи. Однако Гоголь сделал главное для спонсоров, которые теперь могли ещё смелее утверждать: «Колизей в Риме был, есть и будет!» А вот исследование ФН показывает [110*], что сие сооружение началось строиться в начале XIX века, и работы успешно завершены в виде исторических
В Интернете без труда можно найти сведения об этом художнике. В частности, и то, что в мире существуют сотни подделок под его картины. Отчего бы это? Вполне возможно, что Каналетто вообще не писал этой картины, просто его имя недостойно использовали после смерти. Как в случае с нашим Ломоносовым. Вместе с тем, такая информация говорит о пользе подделок для обитателей закулисья: бери любую для своих целей, если есть деньги и влияние, твори свою ущербную реальность, авось люди ухватятся. Недаром один мудрейший муж Реформации восхищался глупостью, которая людям (точнее, тем, кто ими манипулирует) импонирует гораздо больше, чем правдивая мудрость [212*].
На этой же теме мнимого Колизея пытался утвердиться и Стендаль [213*]: «с. 269. В Колизее нужно быть одному: часто вам мешает молитвенный шёпот благочестивых паломников, которые группами в пятнадцать-двадцать человек совершают остановки посреди своего «крёстного пути», или капуцин, который со времён Бенедикта XIV, реставрировавшего это здание, проповедует здесь каждую пятницу. Целый день…здесь работают каменщики, которым помогают каторжники, — постоянно приходится восстанавливать какую-нибудь часть обрушивающихся развалин…На вершине развалин Колизея живёшь одновременно с Веспасианом, который выстроил его, со св. Павлом и с Микеланджело».
Для провокации сгодилось имя великого мастера: «В то время, когда Микеланджело, уже очень старый, работал над этой церковью, однажды зимой, после большого снегопада, его увидели разгуливающим среди развалин Колизея. Он пришёл сюда настроить свою душу так, чтобы почувствовать красоты и недостатки своего собственного проекта купола св. Петра. Такова сила великой красоты: театр порождает замысел церкви». Но Стендаль в своей услужливости власти совершает грубую ошибку, повторяя вслед за «античными» авторами: «с. 274. У римлян, как и у нас, был обычай торжественно праздновать открытие какого-нибудь нового здания; дедикация театра ознаменовалась необычайно торжественным драматическим представлением, дедикация навмахии сопровождалась битвою кораблей». И попадает под огонь критики ФН, которые утверждают, что в римском Колизее для корабельных игрищ неоткуда было взять столько воды [110*]. А вот в старом Константинополе и воды хватало, и места.
В описании Стендалем Колизея мог быть и извиняющий момент, если он по недоразумению, нередко докучающему путешественникам (чего стоят одни только миражи), принял строительство развалинза реставрацию «античного» сооружения. Или его авторитет для этой провокации специально использовали? А может, на этом он и составил себе имя? Имеются сведения, на которые ссылается комментатор издания, позволяющие предполагать, что литературный авантюризм и лжеисторический пафос вполне в духе знаменитого француза: «с. 388. Даты, указанные в книге, совершенно произвольны, а сведения, которые Стендаль сообщает о себе как об авторе, в большей своей части ложны. Он не был в Риме в 1802 году и не присутствовал ни при похоронах папы Льва XII, ни при избрании папы Пия VIII, так как в течение всего 1829 года находился в Париже. Некоторых памятников, которые он описывает, он никогда не видел, а сведения о них почерпнул из путеводителей, которые в большом количестве имел в своей библиотеке….Стендаль любил перечитывать собственные произведения с пером в руках. До сих пор были известны три экземпляра «Прогулок по Риму», принадлежавшие Стендалю и испещренные его пометками…Перечитывая свою книгу, Стендаль исправлял не только стиль, но и мысль, указывал на ошибки, допущенные им из-за неосведомлённости, или слепому следованию традиции, или доверию к источникам и т. д.»
Теперь, когда ты познакомился с тем, как фабрикуют историю, понятен будет и сарказм другого выдающегося француза, не способного на обман своего читателя — не для того он взялся за перо. Это Анатоль Франс, он писал в «Острове пингвинов»: «Зачем же, голубчик, так утруждать себя составлением исторического труда, когда можно попросту списать наиболее известные из имеющихся, как это принято. Ведь если вы выскажете новую точку зрения, какую-нибудь оригинальную мысль, если изобразите людей и обстоятельства в каком-нибудь неожиданном свете, вы приведете читателя в удивление. А читатель не любит удивляться. В истории он ищет только вздора, издавна ему известного. Пытаясь чему-нибудь научить читателя, вы лишь обидите и рассердите его(моё выделение). Не пробуйте просвещать его, он завопит, что вы оскорбляете его верования… Оригинально мыслящий историк вызывает всеобщее недоверие, презрение и отвращение». Повторим [52*] и урок Гёте: