Четырнадцатая дочь
Шрифт:
Все вдруг всплыло в памяти так ярко, словно случилось только что. Даже лицо Арлены возникло перед глазами, со скорбными складками в углах рта…
В Аретце жители вдруг уверовали, что в их бедах виноваты кошки, вот что сказала пожилая блондинка. Они учредили Лигу борцов с котами-вредителями и сожгли всех кошек в городе. А теперь эта Лига, по слухам, принялась за людей. Кто-то наложил на весь город заклятие безумия, не иначе, потому как это массовое помешательство.
Таня глянула на улицу. Там и сям
Она, шатаясь, добралась до постели, забралась под покрывало и уснула.
Когда Таня проснулась, был уже вечер. Свет, падавший из окна и освещавший комнату, стал блеклым, по углам начали сгущаться оливково-серые тени. Девица Аюзанна принесла ужин. На этот раз Таня выведала от нее, что к шелковому рынку надо поворачивать вправо от дома, а потом поворачивать влево… и снова направо. Сама же означенная девица ни разу не путешествовала через Врата, – незачем, ибо родственников за пределами Аретца не имелось.
Зато Таня узнала, что выход через Врата в Аретце бесплатный.
После Аюзанны явился сам Таркиф. Коротко стукнул и тут же вошел, по-хозяйски широко распахнув дверь.
А Таня, как назло, перед этим решила прогуляться по комнате и уже успела усесться на краю кровати. Поскольку шаги Аюзанны всегда гулко отдавались в коридоре, она надеялась, что услышит и прочих визитеров, прежде чем они войдут. Но подлый каганский сын подошел к двери совершенно беззвучно. Да и позволения войти ждать не стал.
Прощай, образ болезной княжны…
– О! – возмутилась Таня, сдернув с кровати покрывало и прикрыв им грудь.
На ней была надета одна широченная рубашка, вырез которой, вполне возможно, смотрелся очень скромненько на внушительном бюсте Аюзанны. Но лично Таня из этого выреза едва не вылетала. К тому же за проведенные в беспамятстве дни она потеряла с десяток килограммов, не меньше.
Влетевший в комнату Таркиф застыл на пороге, изобразил на морде лица радостный восторг.
– Ваши глаза как рассветное море! Если бы я мог стать единственным кораблем, что его бороздит!
Таня стиснула зубы и напомнила себе: думать и поступать как Арлена.
– О! – возмутилась она. – Вы меня смутили! Вы же благородный человек, господин Таркиф. Вы не можете врываться в комнату благородной девицы, не дождавшись ее позволения войти.
Каганский сын вкрадчиво ответил:
– Моя прелестная и благородная Татьяна, нужно ли стыдиться, когда в скором времени вы станете моей женой. Или я вам неприятен?
– Приличная девица, – твердо объявила Таня, – должна беречь свою чистоту, пока не произнесен брачный обет. Выйдите и войдите, как положено, прошу вас.
Таркиф помедлил, но все же вышел
– Вы позволите войти, о моя прелестная скромница?
Таня за время передышки успела обмотаться покрывалом и обыскать комнату взглядом – нет ли чего подходящего для подручной обороны? Увы, кроме ночной вазы за кроватью, ничего не годилось, да и та была слишком тяжела, чтобы она смогла ее поднять.
Комната вообще отличалась минимумом меблировки, кровать и ваза – вот и все мебеля.
– Войдите, благородный господин Таркиф, – позволила наконец Таня, чувствуя себя актеркой в дешевом водевиле.
Андалузской красы юнец вошел, прошагал к кровати, ухватил за мизинец руку, которой она поддерживала складки покрывала на груди. Приложился к ручке, не отнимая ее, да так, что нос с горбинкой на мгновенье прилип к скромному Таниному бюсту.
– Вы есть фиал скромности, чистейший сосуд благовоспитанности!
– О! – отозвалась Таня. – Вот как раз об этом я и хотела поговорить. Благовоспитанность моя вопиет, а скромность поколеблена и кровоточит. Девице моего происхождения не пристало встречать гостя в одной сорочке.
Чертов придурок куртуазно улыбнулся:
– Как писал Чесаф Лягурский, «бутон моего сердца свеж всегда, хоть укрывай его вуалями, хоть нет».
– Позор! – зловеще возвестила Таня, не проникшись строками какого-то Чесафа. – Позор княжне Тарланьского дома, будущий муж которой неспособен прикрыть ее наготу подобающим платьем!
Это, кажется, Таркифа проняло. Он слегка нахмурился, но тут же разгладил наморщенный лобик, опять лучезарно улыбнулся.
– Завтра же вы получите платье.
– Также я желаю развлечься. – Таня изобразила на лице страдание. – Эта деревенька Лисва, эти бедные люди, что грызли и кусали друг друга… все это так и стоит у меня перед глазами. Я боюсь, что сама начну кого-нибудь грызть и кусать. Мне, несомненно, нужно подлечить нервы. Кстати, я слышала еще там, в Фенрихте, что город Аретц имеет новомодный театрус. Как бы я хотела посмотреть его представления!
– Но… – Таркиф выглядел недовольным. – Вам не следует показываться в публичных местах, благородная княжна Татьяна.
Они немножко померились взглядами, но потом Таня вспомнила одно из наставлений Арлены: «Битву с мужчиной выигрывает только та женщина, которая умеет правильно ее проиграть».
Таня душераздирающе всхлипнула, опустила взгляд, укуталась в покрывало до бровей. Выдавила:
– Если уж теперь, перед свадьбой, вы не готовы заботиться обо мне, то чего мне ожидать потом?
– Нет! – отрезал Таркиф. Но тут же торопливо произнес: – Как только мы прибудем в Серендион, все изменится, обещаю вам.