Чейзер (Chaser)
Шрифт:
Первый ответ положительный, нужно идти дальше.
— Я… — слова давались тяжело, несмотря на положительное течение разговора: вдруг через час этот мужик вновь примет охладитель для души, и оттепель закончится? — Я хочу уйти.
Похититель откинулся в кресле и сложил ладони на поясе.
"Предплечья, как бревна, — подумалось ей некстати, — такие же мощные и жилистые…"
Взгляд нехотя переполз на широкую грудь, рельеф которой черная майка скорее подчеркивала, нежели скрывала. Огромный разворот плеч, просто огромный… Он мог переломить
Снова сделалось страшно; почему-то захотелось плакать — океанским прибоем нахлынула жалость к себе.
— Ты уйдешь, как только сможешь двигаться.
Лайза не поверила собственному счастью. Резко вдохнула, открыла рот и закрыла его, не в силах произнести ни слова. Лишь бы не спугнуть удачу… Когда, когда же она сможет двигаться?
— Хочешь восстановить двигательную функцию — ешь.
Мужчина поднялся с кресла и взял в руки поднос; ее глаза сделались блюдцами.
Кормить. С ложки. С рук.
Что ж… Для того, чтобы снова начать ходить, она перетерпит и это.
Картина с абстрактными линиями.
Синие мазки в виде незавершенного треугольника, оранжевая точка у верхней грани, желтые разводы в левом углу и снизу.
Лайза успела запомнить ее до мельчайших деталей. Потому что эта картина — единственное, что она могла видеть, не имея возможности повернуть голову. Скошенные вбок глаза позволяли ухватить стоящий у стены шкаф, балконную дверь — открытую, судя по шевелящимся шторам, и, собственно, вход в спальню, откуда приходил похититель.
Похититель. Почему-то она привыкла называть его этим словом, несмотря на то, что ее не похищали. Наоборот, кормили и поили с рук, выхаживали для того, чтобы она могла уйти.
Где-то тикали часы.
Лайза зверела, не имея возможности на них взглянуть.
Портьеры скрадывали небо за окном — единственный индикатор времени суток. Мужчина ушел какое-то время назад, сказал, что она проспала сутки, значит, сейчас глубокая ночь. Над картиной горело несколько вделанных в потолок лампочек — единственный источник света. Не слишком яркий, под таким вполне можно спать, если бы спать хотелось, но сон ускользал.
Она лежит в чужом доме, почти не может двигаться. Ее наверняка потеряли на работе, телефон не отвечает. Нужно позвонить. Нужно каким-то образом позвонить шефу. Утром.
Спустя несколько секунд, отзываясь на физический позыв, мысли испуганно переключились на совершенно другую тему: Лайза почувствовала, что хочет в туалет.
Он насмехался.
Нет, насмехался не он, а едва заметный дьявольский огонек внутри его глаз, говорящий: "У тебя нет выбора".
— Я могу отнести тебя в туалет, но ты не сможешь усидеть на унитазе, сползешь с него, если я не буду придерживать. Никогда не задумывалась, сколько мышц задействуется для удержания тела в вертикальном положении? А они у тебя на данный момент не работают.
Лайза рдела, как помидор. Как могла сжимала бедра, чтобы не выпустить влагу наружу, и факелом
Какой абсурд! Здоровый сутки назад человек теперь поставлен перед выбором: либо позориться в уборной, валяясь картофельным мешком на полу возле унитаза, либо позволить себя раздеть, чтобы подложить под пятую точку "утку". Замечательный выбор. Просто мечта! Ни с чем несравнимое продолжение "банкета".
Он вошел, когда она уже поскуливала от нетерпения. Вошел сразу с "уткой", будто знал.
— Или же ты даешь согласие на мою помощь тебе прямо здесь. И в том, и в другом случае — тебя ведь это беспокоит? — я увижу тебя частично обнаженной. Иначе никак.
— А нельзя пригласить сиделку? Медсестру? В общем… женщину.
— Твоя сиделка в этом доме — это я.
Ответ прозвучал ультиматумом. Мол, довольствуйся тем, что есть.
Она проскользила глазами по лицу — прохладному смешку в глубине глаз, искривленным мягкой улыбкой губам, подбородку, шее, мощной груди, серебристой пряжке ремня, длинным пальцам, держащим "утку", и нехотя кивнула. Почти провалилась под землю в переносном смысле, не имея шанса отказать. Скажи "нет" и сделаешь под собой лужу, напрудишь на кровать, испачкаешь матрас… Потом придется менять белье и, возможно, спальню… стыд-то какой…
Хозяин дома не стал дожидаться повторного кивка, шагнул к кровати, рывком сдернул одеяло, поставил "влагосборник" рядом и взялся пальцами за тонкое кружево трусиков.
Лайза зажмурилась. Пахло мужским присутствием, терпким, но тонким одеколоном и собственной беспомощностью. Чувствительность кожи не пропала: Лайза ощущала и прохладный воздух комнаты, и теплоту чужих рук.
Плавки соскользнули с коленей, затем с икр. Ее приподняли и подсунули под голую попу металлическую чашку с загнутыми внутрь краями, положили обратно.
Несколько секунд она чувствовала на себе изучающий взгляд.
— Какая красивая бритая девочка.
Лицо тут же пошло пятнами, кровь загрохотала в ушах.
— Накрой меня!!!
Раздался тихий смешок; сверху легла плотная ткань. Лайза, не смея открывать глаз, лишь плотнее сжала зубы. Мерзавец… наглый мерзавец, пользующийся положением! Забыв о всякой вежливости, она рыкнула:
— Оставь меня одну!
Послышался шорох одежды; шаги застыли у двери.
— Вернусь через две минуты.
— Пять! У меня из-за нервов ничего не выйдет.
— Три. Три минуты.
Мягко щелкнул дверной замок.
Она сумела стоически смотреть в сторону, когда с нее вновь сдернули одеяло и извлекли "утку", но вновь покрылась пятнами, когда увидела, как он открывает запечатанную пачку влажных салфеток. Хотела выдавить "нет", но не успела.
— Я накрою тебя, успокойся.
— Не надо… перестань!
Сверху вновь легла теплая ткань, под которую тут же скользнули мужские руки. Спокойно и умело раздвинули ноги и аккуратно протерли там — ТАМ! — салфеткой. Неторопливо, тщательно, со знанием дела, сверху, снизу и… внутри.