Чикатило. Явление зверя
Шрифт:
Окончательно успокоившись, мужчина убрал пистолет в кобуру и кивнул напарнику:
– Игорь, нож его прибери, только осторожно, там пальцы, – и добавил резко и зло уже Шеину: – А ты давай, пошел! Ногами шевели, козлина!
Шеин втянул голову в плечи и в луче света милицейского фонаря засеменил к выходу из троллейбусного парка.
В отделении было не так страшно – тепло, светло, да и милиционеры поостыли, растеряв злость. Шеин не любил, когда на него злятся, зато ему нравилось быть в центре внимания,
Шеин сидел у стола, шмыгал и утирал нос рукавом, подхихикивая, как подросток. Под глазом у угонщика наливался свежий синяк, но это его не трогало.
– Повторяю вопрос: зачем полез в троллейбусное депо? – голос лейтенанта, заполнявшего протокол, звучал устало.
– Надо было, значит, – хихикнул парень.
– Хорошо. А нож зачем?
– Надо… – протянул Шеин и добавил, снова зачем-то хихикнув: – Дверь вскрывать.
– Какую дверь?
– Любую. Всякую.
Между ними установился непонятный паритет. Лейтенанта утомляло идиотское поведение задержанного, все его ужимки и смешки. А Шеина отчего-то веселил допрос.
Вошел сержант, тот самый, который задерживал Шеина и подбил ему глаз.
– Зачем троллейбус завел? – продолжил лейтенант. – Пьяный?
Шеин исподлобья посмотрел на вошедшего сержанта. Но тот тоже выглядел теперь не страшно.
– Трезвый он, товарищ лейтенант, – поспешил объяснить сержант, – я проверял. Дурак просто.
Это прозвучало совсем уже весело, и Шеин радостно подхватил:
– Дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят…
– Заткнись! – с угрозой перебил Шеина лейтенант, хотя до конца веселой присказки оставалось всего ничего, мог бы и дослушать. – Заткнись и слушай сюда. Я тут с тобой всю ночь цацкаться не собираюсь. Последний раз говорю: рассказывай, как дело было, оформим как хулиганство, получишь пятнадцать суток плюс штраф и возмещение ущерба. Быстрее расскажешь, быстрее спать пойдешь.
Задержанный, продолжая улыбаться, оценивающе смотрел на лейтенанта. Нет, не страшный, смешной. Даже сейчас, когда сердитого изображает.
– Зачем тебе был нужен троллейбус, чудило с Нижнего Тагила? – подал голос от двери сержант.
Вот это уже был вопрос по существу. Шеин перестал улыбаться, подался вперед и сказал, доверительно глядя в глаза лейтенанту:
– Троллейбус нужен, чтоб в Москву ехать. Надо рассказать, что здесь творится.
– Бля-я-я… – с тоской протянул лейтенант. – Точно дурак. Ну, а что здесь творится-то?
– Детей в лесополосе убивают, – страшным шепотом поведал Шеин. – Надо товарищу Андропову рассказать, кто детей убивает.
Лейтенант отложил ручку, переглянулся с сержантом и спросил осторожно:
– И кто же, по-твоему… ну, детей убивает?
Ответ казался очевидным. Шеин откинулся на стуле и уверенно, даже гордо, сказал:
– Мы. Мафия.
– Ты чего плетешь, еблан? – с усмешкой спросил сержант. – Кто «вы»? Какая мафия? Мальчика у станции четвертого
– И у станции мы убили, – гордо кивнул Шеин. – Ножом. И листьями засыпали.
Это сообщение заставило лейтенанта растеряться.
– Но зачем? – смешно спросил он.
– Чтобы товарищ Андропов увидел, как плохо у нас милиция работает, – широко улыбнулся парень.
Смешной лейтенант нахмурился, поднялся из-за стола и сделал какой-то знак сержанту. Шеин не успел сообразить, что значит этот знак. А в следующую секунду на его запястьях щелкнули наручники.
Начальника УВД по Ростовской области Александра Семеновича Ковалева разбудил телефонный звонок. Вернее, раздавшаяся в темноте противная трель телефонного звонка разбудила его жену, а уж она ткнула в бок Ковалева:
– Саш, звонят.
Не открывая глаз, Ковалев сел на кровати, еще не проснувшись толком, нашарил на тумбочке разрывающийся телефон. Поднял трубку, едва не выронил и, чертыхаясь, приложил наконец к уху.
– Да! Ковалев слушает.
В следующие несколько секунд Ковалев проснулся окончательно и бесповоротно. И было от чего.
– Саш, что там? – приподнявшись на локте, спросила жена, которой не было слышно слов, доносящихся из динамика.
Ковалев только отмахнулся и спросил в трубку:
– Это точно?! – затем выслушал ответ и коротко бросил: – Понял. Машину мне через полчаса. И вызовите Липягина.
Опустив трубку на аппарат, он встал и принялся поспешно одеваться.
– Ты можешь толком сказать, что случилось? – спросила жена.
– Все случилось, Света, все, – радостно возвестил Ковалев, впрочем, тут же снова сделался серьезным: – Так, ты шо лежишь как на пляжу? Завтрак мне, быстренько!
На ростовском городском рынке было многолюдно. Вдоль прилавков с товаром – овощами, фруктами, мясом, молочными продуктами – ходили покупатели, приценивались, ругались, спорили, торговались громко и со вкусом, как это умеют делать на русском Юге.
Среди покупателей, ничем не выделяясь, шел Чикатило в плаще и шляпе. Прилавки с продуктами его, кажется, не интересовали, и он свернул в ту часть рынка, которую принято называть барахолкой. Советская власть не поощряла частную торговлю, но на подобные барахолки, где простые граждане могли продать старые, ненужные вещи, одежду, обувь и предметы быта, закрывала глаза.
На барахолке было тише. Земляки – продавцы, прозванные так за то, что раскладывали товар прямо на земле, на фанерках, картонках или клеенках – терпеливо ждали покупателей. Среди торгующих Чикатило приметил симпатичного цыганенка лет десяти. Мальчонка вертелся возле своей матери-цыганки, крутил в руках кубик Рубика, быстро передвигая грани. Вокруг толпится народ – цыганка продавала дефицитные крышки для закатывания солений-маринадов, а они по осени нужны всем.
Чикатило подошел к цыганенку, с интересом разглядывая мальчика.