Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
Хасар и не думал извиняться.
— Что ты сказал лодочнику? — осведомился он.
Хо Са набрал в грудь побольше воздуха.
— Сказал, что ты путешественник из дальних чужеземных стран. Я думал, капитан никогда не слышал о последователях ислама, да только ему, похоже, доводилось с ними встречаться. Лодочник считает, что я лгу, но не будет задавать лишних вопросов. По крайней мере, не станет допытываться, почему ты не говоришь по-китайски.
Хасар удовлетворенно вздохнул.
— Значит, я не немой. Вот и хорошо, а то я бы не выдержал.
Он вновь сел на мешки, оттолкнув Тэмуге, чтобы устроиться поудобнее. Джонка, покачиваясь на волнах, двигалась вперед. Хасар закрыл глаза. Хо Са решил, что он заснул.
— А почему он провел пальцем по
— Хотел узнать, собираюсь ли я перерезать тебе горло и выкинуть за борт, — ответил Хо Са резко. — По правде говоря, я об этом уже думал.
Хасар рассмеялся.
— Этот коротышка мне по сердцу, — пробормотал он сонно. — Хорошо, что мы нашли лодку.
Чингис шел по большому улусу у подножия знакомых с детства гор. Ночью выпал снег, и хан дышал морозным воздухом, наслаждаясь каждым глубоким вдохом. Издали доносилось призывное ржание кобылиц, а из одной юрты — колыбельная, там женщина убаюкивала ребенка. В окружении многочисленных семейств хан чувствовал умиротворенность, на душе у него было легко. Чингис вдруг вспомнил дни, когда он с братьями ничего не знал об огромном мире, а отец был жив. Потом подумал обо всех землях, которые ему довелось увидеть, и покачал головой. Степь — огромное травяное море — оказалась шире, чем он себе представлял. Чингиса одолевало желание посмотреть на еще не виданные места, да хотя бы на цзиньские города. Что же, он молод, силен и стоит во главе неисчислимого народа, который может завоевать все, что захочет. Чингис улыбнулся, подходя к юрте, поставленной для второй жены, Чахэ. Его отец довольствовался только одной женой, их матерью. Правда, Есугэй правил маленьким племенем, и ему не платили дань красивыми женщинами.
Входя в юрту, Чингис пригнулся. Чахэ ждала, в тусклом свете единственной лампы ее глаза казались огромными и темными. Чингис молча смотрел, как она поднялась, чтобы поприветствовать его. Он не знал, где ей удалось раздобыть двух молоденьких служанок-тангуток. Скорее всего, девушек полонили его воины, а Чахэ купила их или выменяла. Рабыни выскользнули из юрты, обдав Чингиса легким ароматом духов, хан вздрогнул, когда его руку задело шелковое одеяние одной из девушек. Вскоре их мелодичные голоса стихли вдали, и хан остался наедине с Чахэ.
Она стояла перед ним, гордо подняв голову. Сначала девушке приходилось нелегко среди монголов, но еще задолго до того, как она выучила первые слова на незнакомом языке, Чингис заметил в ее лучистых глазах силу духа. Чахэ держалась с достоинством, подобающим дочери правителя. Каждый раз, глядя на нее, Чингис чувствовал возбуждение. Как ни странно, больше всего Чингиса прельщала в тангутке именно безукоризненная осанка.
Чахэ улыбнулась, видя, как муж пожирает ее глазами. Улучив момент, она опустилась перед ним на колени и склонила голову, затем подняла взгляд — убедиться, что хан оценил ее покорность. Чингис рассмеялся, схватил жену за руку и поднял, чтобы тут же уложить на постель.
Он взял Чахэ обеими руками за голову и поцеловал, его пальцы запутались в густых черных волосах. Женщина стонала под его поцелуями, и Чингис с восторгом почувствовал прикосновения ее рук на бедрах и боках. Ночь стояла теплая, и хан не спешил. Чахэ распахнула шелковый халат, обнажив белоснежное тело с плоским животом до шелкового пояса и штанов, которые носила подобно мужчине. Чингис поцеловал ее грудь, слегка куснул, и Чахэ застонала от удовольствия. Вскоре остальная одежда последовала за халатом.
Чингис овладел тангутской принцессой. Ее вздохи и крики разносились по спящему улусу.
ГЛАВА 11
Целую неделю шла лодка Чена И до Шицзуйшаня, расположенного на западном берегу реки. Стояли холодные и серые дни, а мутная вода становилась все темнее и темнее, пока не заплескалась волнами кремового цвета, вполне оправдывая название реки. Какое-то время лодку сопровождала стайка дельфинов, но, когда Хасар в порыве восторга ткнул
Оказалось, что Хасар во сне громко храпит. К недовольству Хо Са, команде, похоже, нравился монгол, и его уже успели научить словам и выражениям, малоприменимым за стенами портовых притонов. Хо Са с трудом сдержал злость, когда Хасар поборол на руках троих самых дюжих матросов, выиграл бурдюк крепкого рисового вина и выпил его сам, ни с кем не поделившись.
Из всех троих хуже всего приходилось Тэмуге. Путешествие не доставляло ему никакой радости. Хотя река была довольно спокойной, утром второго дня Тэмуге блевал, перегнувшись через борт лодки, под презрительные насмешки экипажа. По ночам его одолевали комары, и наутро он вставал со свежей россыпью красных укусов на лодыжках. Тэмуге с явным неодобрением следил за дружбой, установившейся между Хасаром и людьми Чена И, сам же с ними сблизиться не пытался, хотя язык знал гораздо лучше брата. Тэмуге мечтал, чтобы путешествие быстрее закончилось. К его досаде, Шицзуйшань был всего лишь остановкой в пути, местом, где можно пополнить запасы.
Задолго до того, как вдали показался город, реку запрудили маленькие лодчонки, которые сновали между берегами и разносили новости. Чен И никого не искал, но, едва он пришвартовал джонку, набросив канат на деревянный столб, суденышки стали подплывать одно за другим — их владельцы торопились обменяться с капитаном парой слов. Похоже, коротышку хорошо знают на реке, подумал Хо Са. Лодочники расспрашивали Чена И о его пассажирах, и тем пришлось выдержать немало любопытных взглядов. Было ясно, что описание троих странных путников достигнет Баотоу куда раньше, чем они сами. С тяжелым сердцем Хо Са начал подозревать, что их затея безнадежна. В довершение всего он увидел Хасара: тот стоял на носу, осыпая других лодочников площадной бранью. При других обстоятельствах, возможно, не обошлось бы без драки или поножовщины, но Чен И лишь громко хохотал, да и остальные тоже — что-то в выражении лица Хасара не давало обижаться. Лодочники выкрикивали в ответ еще худшие ругательства, и к вечеру Хасар обменял пару монет на свежие фрукты и рыбу. Хо Са угрюмо наблюдал за ним, не говоря ни слова, затем несколько раз ткнул мешок с зерном — чтобы сделать ямку для головы, — прилег и попытался заснуть.
Тэмуге проснулся от толчка в борт лодки. В ночном воздухе кишели насекомые, а юноша отяжелел от сна. Он окликнул Хо Са, тот не ответил. Тэмуге поднял голову и увидел, что Хо Са и его брат тоже проснулись и настороженно всматриваются в темноту.
— Что случилось? — прошептал Тэмуге.
До него доносились скрип и приглушенные шорохи, как будто кто-то двигался рядом, но луна еще не взошла, и юноша понял, что проспал совсем недолго.
Внезапно мрак слегка рассеялся — кто-то из команды поднял заслонку крошечного масляного фонаря на носу джонки. Тэмуге увидел руку, залитую золотым светом, и сразу же ночную тишину разорвали крики и торопливый топот. Хасар и Хо Са растворились во мгле, а Тэмуге, объятый страхом, встал на ноги. Какие-то люди залезали в джонку, переваливались через борт с обеих сторон. Юноша схватил нож и притаился за мешками.