Чингисхан
Шрифт:
Сок сурка, приготовленного на навозномкостре и с помощью пламени паяльной лампы, настоящий нектар — густой, темный, аппетитный. Мясо на вкус довольно приятное. Но для изнеженного жителя Запада оно непривычно и вызывает мысль о том, что могло бы быть и повкуснее. Жизнь сурка проходит в рытье нор и постоянном спасении бегством. Сурок — это одни мышцы, и его мясо не по зубам тем, кто питается в ресторанах и ест переработанную пищу. Для остальной части рода человеческого, обладающей сильными и ослепительно белыми зубами, столь характерными для выросших на свежем воздухе монголов, оно доставляет восхитительное удовольствие, особенно если прихватить с собой водку «Чингисхан». Директор вытащил из мешка-кастрюли похожий на виноградинку предмет, желчный пузырь, и с блаженной улыбкой отправил себе в рот. Пока я извлекал застрявшие в зубах волокна мяса, сурок целиком исчез в парах экзотической водки и навозного дыма.
Наконец мы
История того, как потеряли и вновь обрели «Тайную историю», весьма любопытна. Оригинал «Тайной истории», воз можно, стал «секретным», то есть известен только узкому кругу избранной знати, вскоре после того, как монголы за вершили завоевание Китая в 1271 году и сделали заказ лето писцам написать официальную историю. После того как монгольская династия в 1368 году сменилась династией Мин, минские чиновники, стремясь сохранить языковой контакт с большим количеством подданных, придумали для подготовки переводчиков своеобразную систему записи слов монгольского языка. Они призвали на помощь ученых — лингвистов, чтобы создать систему передачи монгольских слов звуками китайского языка, вернее, передачи слогов монгольского языка слогами китайского. Теперь каждый монгольский слог обозначался китайским знаком, звучавшим созвучно. С тех пор иностранные имена и фразы именно так и записываются по-китайски.
Но китайский язык имеет свою особенность: каждый знак или слог должен начинаться с согласной и кончаться либо гласной, либо «н». При транслитерации происходит отступление от оригинала. Столица Внутренней Монголии Хух-Хот, образованная из двух монгольских слов (хух, хот), означающих Голубой Город, превращается в набор слогов: Ху — Хе-Хао-Те, каждый из которых имеет собственное значение, но, взятые вместе, они образуют бессмыслицу, подсказывая китайским читателям, что речь идет всего лишь об иностранном имени. Америка получается Мей-Гуо, Лос-Анджелес — Ло Савн Ге, Париж — Па Ли. Чингисхан звучит как Чьен Чи Ссу Хан.
Для китайца, пытающегося прочитать транслитерацию «Тайной истории», это звучало бы так, как если бы он говорил по-монгольски с жутким китайским акцентом. Поскольку по-китайски это не имело бы никакого смысла, с правой стороны от каждой вертикальной колонки монгольских значков добавляют приблизительное пояснение о смысле написанного.
Со временем, когда монгольское влияние уменьшилось, китайцы уже не чувствовали потребности сохранять монгольский оригинал и оставляли только китайскую фонетическую версию вместе с китайским же толкованием. Не сколько копий «Тайной истории», всеми позабытые, пылились на полках, и только в XIX — начале XX века их одну за другой обрели вновь. В последующие годы ученые работали над восстановлением монгольского оригинала. Дело это не трудное, если хорошо знаешь оригинал и оба языка вам близки, но весьма и весьма мудреное, если учесть, что нужно при помощи китайского языка XIV века восстановить монгольский язык двенадцатого. Причем никто не знает, как тогда произносились слова, тем более это разные языковые группы. Головоломную работу проделали и переделали несколько раз, и последний вариант был опубликован в 1980-е годы. Несмотря на то что остался еще не решенным ряд лингвистических и географических проблем, так как до сих пор текста монгольского оригинала обнаружить не удалось, тем не менее «Тайная история» теперь доступна для ознакомления на нескольких языках.
Ученые спорят о том, что в ней подлинное, а что вымышленное, но все сходятся в том, что «Тайная история» основывается на реальных событиях, ибо ее содержание перекликается с другим — не менее тайным — источником того же времени, известным под названием Алтай Дебтер («Золотая тетрадь»). Ее оригинал пропал, но известен по изложению в персидских и китайских исторических трудах. Вот и все первичные источники по времени Чингиса. Известно, что существовало много других работ, но все они пропали или были намеренно уничтожены (некоторые совсем не давно — одна средневековая хроника была в 1927 году со жжена неким китайским милитаристом).
Работа XVII века Алтай Тобчи («Золотые итоги») пересказывает «Тайную историю» и более поздние легенды, но украшает их идеями буддийской мудрости. Четвертый источник —
«Тайная история» остается непревзойденной. Она интригует и одновременно оставляет неотвеченные вопросы. Претендуя на объяснение происхождения монгольского на рода, она вызывает сравнение с другими великими произведениями «первооснователей»: ее можно поставить в один ряд с Библией, «Илиадой», норвежскими сагами, «Нибелунгами», «Махабхаратой». Но ей не хватает их масштабности — в ней только 282 параграфа и тысяча шестьдесят слов, одна треть «Илиады». И хотя она содержит элементы мифа творения и легенды в ней граничат с пересказом досужих сплетен и неким подобием исторической хроники, ей не хватает и эпического размаха, и исторической достоверности.
Как вдохновенная эпика, «Тайная история» прочно опирается на традицию монгольского повествовательного стиха. Это не что иное, как изустная традиция, перенесенная на бумагу, — редкостное достоинство, ставящее ее вровень с «Илиадой» и «Одиссеей». Ясно, что по определению не может быть письменного свидетельства устной традиции, но, применительно к Гомеру, ученые предлагают теорию, которая может послужить моделью создания «Тайной истории». После окончания Троянской войны, около 1250 года до н. э., греческие певцы-поэты, переходившие от одного царского двора к другому, с одной рыночной площади к другой, слагали легенды о греческих героях и битвах, рассказывали об их предках и зарождении греческой цивилизации. Так продолжалось 500 лет. Гомер обобщил эти сказания, оформив их в одно художественное целое как раз ко времени, когда греки приняли финикийское письмо. Как только легенды записали, они как бы застыли в полете. Мешанина былей и небылиц превратилась в два единых по содержанию литературных произведения.
Традиция певцов-бардов на Балканах существовала на протяжении двух тысячелетий, вплоть до 1930-х годов, когда антрополог и музыковед Мильман Перри записывал их в кофейнях Сербии, Боснии и Герцеговины. Как рассказывает его ученик Альберт Лорд в своей книге «Певец сказаний», Перри обнаружил, что у певцов-бардов, передававших песни от поколения к поколению, были удивительные способности. Дело в том, что они не старались запоминать большие куски текста, чтобы потом их продекламировать наизусть, каждое их выступление выливалось в импровизацию. Выступая перед слушателями, поэт-бард слагал каждую свою пес ню на традиционных рамках изложения, и это составляло 25–50 процентов «текста», а остальное он перекраивал, прихорашивал, акцентировал текст в зависимости от предпочтений аудитории, но при этом выдерживая песню в одной и той-же стихотворной форме.
Что-нибудь вроде этого, видимо, происходило и в Монголии и Китае в годы и века, предшествовавшие написанию «Тайной истории». Очень может быть, что в раннем Средневековье монгольские певцы-поэты, подобно догомеровским сказителям, выполняли роль национального банка памяти, увековечивая события и героев в традиционной стихотворной форме. Они пели свои песни под звуки примитивных щипковых инструментов, дальних предшественников сегодняшней скрипки из черепа лошади. В 1220-е годы, когда Монгольская империя еще набирала силу, эти поэты-сказители уже приступили к решению никем не предписанной за дачи по увековечению того, что произошло, и того, что все еще происходит вокруг, фиксируя увиденное и услышанное в стихах. Со временем они, возможно, соткали бы столь же роскошную поэтическую ткань, из которой кроил свои пышные поэтические одежды Гомер, и монгольские Гомеры, быть может, создали бы подобное чудо.
Но процесс созидания чуда так и не получил развития, прерванный введением письма. Если обратиться к Гомеру, то записанные тексты «Илиады» и «Одиссеи» запечатлели зрелый изустный стих. В случае же «Тайной истории» перед нами лишь сырой поэтический материал. Следы устного творчества встречаются по всему тексту, так как его большая часть текста состоит из стихов, и первые слова каждой строки перекликаются друг с другом, что составляет монгольский эквивалент рифмы. Очень много стереотипных метафор, которыми широко пользуются в устной традиции, чтобы сцементировать повествование. У детей, которым уготована слава, «в глазах полыхает пламя», тела убитых «развевает по ветру, словно пепел». Монгольские сказания по яркости не уступают «Одиссее».