Число зверя (сборник)
Шрифт:
— Может быть, он, пока у них сидел, на их лад переучился говорить?
— Возможно, но не до такой же степени. У нас, в советском, так сказать, таджикском, полно русских слов и корней, а у него нет ни одного. Вот что странно-то.
Не найдя что на это ответить, Андрей Васильевич вздохнул и протянул руку к конверту, лежавшему на столе.
— Как бы то ни было, завтра мне это письмо надо отдать. Копию себе, конечно, снимем и в Москву пошлем, а письмо вложим в этот самый конвертик и отдадим Мартину. Он его доставит по назначению, как положено. — Андрей Васильевич повертел в руках захватанный белый конверт, взглянул на него и вздрогнул. — Это еще что такое?
— Что
— Посмотрите сами. Я своим глазам не верю. — От волнения Андрей Васильевич ткнул конверт почти в нос послу.
Неотрывно глядя на конверт, Виктор Иванович зашарил рукой по столу в поисках очков.
— Ну что тут? Адрес по-русски написан? Ничего особенного я в этом… — Посол, не закончив фразы, приоткрыл рот от изумления. — Вот это да! «Афганский враг рядом!» Вот же, между адресом и фамилией получателя написано: «Афганский враг рядом»! Что это значит — сигнал нам? Точно, что же еще! Вы, Анвар Назарович, правы — Шарифов не просто под диктовку, а из-под палки писал. Молодец! И как он не побоялся привлечь наше внимание таким образом?! Враг, понимаете, афганский враг! Теперь все ясно. — Посол задумался. — Вот что, Андрей Васильевич, напишите телеграмму. Коротко и толково изложите суть дела. Добавьте следующее — если Центр не возражает, то предложим моджахедам обменять Шарифова на их пленных, которые сидят в тюрьме в Кабуле и в других местах. Мы ведь такой вариант уже неоднократно обсуждали. Если наши дадут добро, то я насяду на пакистанцев. Попрошусь на прием к министру иностранных дел, поговорю с ним о пленных, и, как только он заведет свою любимую песню, что их, мол, в Пакистане никогда не было и нет, я ему — р-раз! — и выдам: «Ошибаетесь, ваше превосходительство, еще как есть-то!» Он у меня повертится! Вы же, друзья, обкатайте эту идею с афганцами, причем в нажимном плане. Еще надо будет хорошенько пошуметь в дипкорпусе, чтобы они на нас поработали, особенно наши нынешние друзья американцы. У них-то влияния на пакистанцев побольше, чем у нас, вот пусть и порадеют за свои любимые принципы гуманизма и права человека. Все понятно? Тогда расходимся.
Андрей Васильевич устало опустился в кресло в зале гостиницы «Холидей Инн», где должна была состояться церемония передачи Шарифова. Позади остались три изнурительных недели, наполненных бесконечными звонками и телеграммами в Москву и обратно, добрым десятком встреч с моджахедами. Москва сразу дала согласие, но моджахеды и слышать не хотели ни о каком обмене. Потом передумали и потребовали сразу пятьдесят своих пленных за одного нашего. Тогда уперся Кабул — слишком много, дескать, запросили. Долго торговались, пока не сошлись на двадцати пяти. Тут-то и началось — этого моджахеда ни в кабульской, ни в какой другой тюрьме нет, о другом — вообще никаких сведений, а третьего выпустить никак нельзя, потому что он бандит отпетый и требуется его обязательно в расход пустить. Теперь-то, слава Богу, все позади, осталось только сегодня последнее унижение вытерпеть.
В зале замерцали вспышки фотокамер. Переваливаясь с ноги на ногу, вошел грузный пожилой пакистанец — секретарь МИДа Икрам Захид. За ним, бдительно стреляя глазами по сторонам, шествовала группа бородатых молодцов-моджахедов, щеголевато одетых в новенькие маскировочные куртки и высокие горные ботинки. Среди них маячила тщедушная фигурка представителя Раббани, который поддерживал за локти Шарифова и его отца, приехавшего за ним в Исламабад. Дойдя до
Икрам Захид, как и ожидал Андрей Васильевич, не стал скромничать и битых полчаса расхваливал руководство Пакистана и лично господина премьер-министра за их вклад в освобождение советского пленного. При этом, правда, он тактично не заострял внимания на том досадном факте, что Шарифов целый год просидел именно в Пакистане.
Андрей Васильевич неприязненно разглядывал Икрама, который, закончив говорить, встал в сторонке и чинно сложил руки на толстом брюхе. Ему вспомнилось, как во время своей недавней поездки в Союз, попав на экскурсию в монастырь в Загорске и не подозревая, что сопровождавший его русский понимает урду, Захид вместе со своим помощником издевался над ликами русских святых, объясняя их изможденный вид болезненным пристрастием к водке.
Следующим слово взял Ахмад Саид, один из главных исламских вождей страны, который заговорил так, будто читал пятничную проповедь в соборной мечети. Возводя очи, задирая руки и козлиную бороду к потолку, Ахмад страстно, временами срываясь на крик, убеждал собравшихся, что победа над нечистыми русскими завоевателями в Афганистане объединяет в едином порыве к джихаду мусульман всего мира.
Едва удерживаясь от смеха, Андрей Васильевич толкнул локтем Анвара.
— Погоди, сейчас старый хрыч чего-нибудь отмочит.
— Да уж, у него не заржавеет, — кивнул Анвар.
Ахмад и впрямь не подкачал. Обведя публику мутным от религиозного пыла взором, он закончил свою речь словами:
— Верьте мне — недалек тот день, когда зеленое знамя ислама, знамя нашего пророка — да пребудет его душа в мире — вознесется над стенами мирового оплота безбожия, над русским Кремлем!
— Пути Аллаховы неисповедимы, посмотрим еще, что и где вознесется, — проворчал Андрей Васильевич. — Пленного-то будете отдавать или нет?
Пакистанцы и сами сообразили, что действо слишком затянулось. К Шарифову и его отцу подошел представитель Раббани, пожал им руки, похлопал по плечу и преподнес в подарок — на добрую память о моджахедах — по маленькому молитвенному коврику.
Церемония завершилась. Виктор Иванович встал и направился к таджикам.
— Поздравляю вас, теперь все это для вас позади. Уже завтра будете дома. Знаете что — поедемте сейчас в посольство, попьем чайку, поговорим. Согласны? Ну вот и прекрасно, поехали.
Посол пригласил таджиков за круглый столик, стоявший у стены, которую украшал огромный бурый гобелен с эмблемами русских городов и неразборчивыми голубыми надписями. Андрей Васильевич, Анвар и советник Сидоров, также принимавший участие в освобождении Шарифова, уселись за другой.
— Расскажите нам, что вам пришлось испытать в Афганистане? — попросил посол. — Как вы попали в плен, где вас афганцы держали и так далее.
Шарифов поставил чашку с чаем на стол и стал неторопливо рассказывать.
— Как в плен попал? Совсем быстро, даже понять ничего не успел. Выехали мы из Торгунди, ребят на блокпосту сменить. Я на броне БТР сидел. Только от города отъехали, как нас из минометов стали обстреливать. Я от взрыва упал на дорогу, потом вскочил и за скалу бросился, чтобы укрыться. А тут опять взрыв. Мина рядом упала, и меня прямо в голову камнем ударило. Вот сюда. — Шарифов показал на глубокий шрам на голове и вывороченный из орбиты правый глаз. — Дальше я ничего не помню, очнулся уже у афганцев.