Число зверя (сборник)
Шрифт:
— Помощь-то у них еще та, Хамид, — заметил Андрей Васильевич. — Дело прошлое, но вы-то отлично знаете, кому и на какие цели она всегда в первую очередь шла, причем по линии ООН, что особенно интересно. Если медицинские услуги — то раненым бойцам-моджахедам, если помогали проводить операции по разминированию, то почему-то напротив позиций правительственных войск, если продовольствие и одежду — то тоже не кому попало, а самым упорным противникам Наджибуллы.
— Конечно, они свое дело знают и своих сторонников поддерживают, — пожал плечами Хамид и язвительно добавил: — А вот вы-то? Почему вы меня не спросите, как там ваш бывший союзник Наджибулла поживает?
— Я как раз хотел узнать!
— Так вот, он по-прежнему сидит в миссии ООН в Кабуле вместе
— Думаем, — соврал Андрей Васильевич и, издав какой-то неопределенный звук, отвел глаза в сторону. Не рассказывать же Хамиду, что не только Наджибулле, но и сотням его соратников, обращавшихся с настоятельными просьбами помочь им спастись и выехать в Россию, за редкими исключениями было отказано. Новая, демократическая Россия ко всем этим советским авантюрам, в том числе и в Афганистане, никакого отношения не имеет, так что ступайте — Бог подаст! Сколько раз сам Андрей Васильевич — по долгу службы — давал от ворот поворот таким людям, приходившим в посольство в надежде на помощь. Вспомнить стыдно!
Чтобы замять неприятную тему, Андрей Васильевич спросил первое, что пришло ему в голову:
— В Кабул опять скоро поедете?
— Думайте, думайте, — продолжил Хамид о Наджибулле. — Он до сих пор в стране немалой популярностью пользуется, особенно после того, как народ немного при Раббани и Хекматияре пожил. В Афганистане ведь все возможно, так что думайте. А в Кабул я больше ни ногой, нельзя! Пробыл я там всего несколько дней, как меня служба безопасности Раббани взяла и отвезла к себе. Я уже со своими родными мысленно попрощался, потому что охранке в лапы попасть — это верная смерть! Зашел в комнату, куда меня посадили, какой-то человек и стал допрашивать. Говорит: «До нас дошла точная информация, что вы вместе с группой предателей готовите заговор против президента Раббани, и вы сейчас скажете нам…» Тут что-то как ударит громче грома! Я сознание потерял, а когда очнулся, смотрю — лежу на полу, весь в обломках кирпича и осколках стекол, человека этого нет, и полдома тоже нет. Ракета попала, оказывается! Я спустился во двор — пусто, ворота настежь, я и вышел, остановил машину и, не заезжая домой, велел скорее гнать в Пакистан. Так что теперь мне дорога в Кабул надолго закрыта. Знаете что? Давайте как-нибудь на днях созвонимся и поподробнее у меня дома поговорим. Идет? Тогда до скорой встречи.
Укрывшись за скалой, Манзур разглядывал неподвижно застывший в отдалении бронетранспортер, от которого вверх валили клубы густого черного дыма.
— Гранатомет, — лаконично пояснил стоявший рядом офицер пограничной стражи Аманулла. — Хотели подойти поближе, чтобы отвлечь его внимание, а он машину с первого выстрела подбил.
— Экипаж? — спросил Манзур.
— Все там остались, никто не выбрался. Это не считая еще троих убитых и пятерых раненых, — вздохнул Аманулла. — Башира просто так не возьмешь. Мы, как только узнали, что он появился здесь, сразу же стянули сюда два взвода полиции, но… С ходу взять его не смогли — он нас заметил и несколько человек из «Калашникова» положил. Он, как всегда, до зубов вооружен, а к дому, где он сидит, не подойти — место совершенно открытое. Я решил подвести бронетранспортер вплотную к забору с правой стороны, а наш инструктор по борьбе с терроризмом должен был в это время с другого угла дома проникнуть внутрь. Это у него получилось, однако его
— Что собираетесь делать дальше? — спросил Манзур. — Смеркается, скоро ночь.
— Я уже вызвал из Ваха артиллерийский расчет с орудием — больше нам ничего не остается. С минуты на минуту должны быть здесь. Да, кстати, вот и они. — Аманулла показал на приближающийся грузовик с орудием.
— Хорошо, — сказал Манзур. — Все же я попробую с ним поговорить.
— Попробуйте, только не высовывайтесь, — пожал плечами Аманулла. — Он вас хорошо знает, как вы говорите, только едва ли из этого выйдет какой-нибудь толк. На его счету десятки людей, так что пощады он от нас не ждет.
Манзур и сам прекрасно знал это. Башир, как, впрочем, и многие другие полевые командиры, уже давно свернул с пути джихада, порвал всякие связи с пакистанской разведкой и самим Манзуром, своим прежним боевым товарищем, и занялся откровенным разбоем. Помимо торговли наркотиками Башир организовал несколько удачных нападений на конвои с оружием, которые шли в Афганистан. С течением времени он осмелел настолько, что стал орудовать и в самом Пакистане, в приграничной зоне пуштунских племен, пользуясь практически полным отсутствием там центральной власти и открытой границей с Афганистаном. В конце концов пакистанское руководство, встревоженное сообщениями о его «подвигах» и мрачными предупреждениями в свой адрес со стороны местных пуштунских авторитетов, которым уже давно надоели пришлые афганские «братья», отдало жесткий приказ во что бы то ни стало покончить с Баширом. Полиция Северо-Западной провинции, где в основном действовал Башир, получила на днях через своего осведомителя информацию о его очередном рейде через границу с грузом наркотиков, устроила засаду и в ожесточенной перестрелке перебила весь отряд Башира. Сам он, легко раненный, сумел бежать и скрывался несколько дней в крохотной деревушке с пакистанской стороны границы, где его только сегодня обнаружила полиция.
Манзур набрал воздуха в легкие и громко крикнул:
— Башир! Это я, Манзур! Помнишь меня?
Со стороны дома, где затаился Башир не доносилось ни звука. Немного подождав, Манзур крикнул снова.
— Да, я тебя помню. — Наконец услышал он в ответ. — Зачем ты здесь? Приехал попрощаться?
— Нет, мне надо поговорить с тобой. У меня есть к тебе предложение.
Из-за дувала донесся приглушенный хриплый смех.
— Какое у тебя может быть предложение? Может быть, ты хочешь, чтобы я сложил оружие и вышел к вам под пулю? Я не такой дурак.
— Нет, Башир, нет! Если ты сдашься, то я гарантирую тебе неприкосновенность. Не стреляй, я подойду поближе, и мы с тобой поговорим.
— Ладно, выходи, я не буду стрелять.
— Господин генерал, не делайте этого! Он вас убьет, а мне начальство голову снимет, — сказал побледневший Аманулла. — Не верьте ему!
— Я не боюсь. В меня он стрелять не станет, а вы оставайтесь на своих местах, понятно? И не вздумайте даже пошевелиться.
Манзур вышел из-за скалы и медленно направился к Баширу. Не успел он пройти и несколько шагов, как один из полицейских, заметив какое-то движение во дворе осажденного дома, нервно вскинул автомат и, не целясь, застрочил по забору. Манзур кинулся в укрытие и вовремя, поскольку Башир немедленно ответил короткой и меткой очередью, которая взбила землю прямо у ног Манзура.
— Идиот! — выкрикнул взбешенный Манзур и отвесил увесистую пощечину стрелявшему полицейскому.
— Манзур! Эй, Манзур! — услышал он крик Башира. — Это и есть твое честное слово? Ну и собака же ты!
— Все, хватит! Командуйте, пусть открывают огонь! — приказал Манзур Аманулле.
— Слушаюсь! — Аманулла повернулся к орудию и махнул рукой.
Через несколько минут, после того как орудие всадило несколько снарядов в цель, а посланный на разведку полицейский, из-за которого чуть не погиб Манзур, доложил, что Башир мертв, Манзур и Аманулла вошли во дворик уничтоженного артиллерийским огнем дома.