Чистая душа
Шрифт:
— В какой же город едешь, Аркадий Андреевич?
— В Ялантау.
— В Ялантау? — переспросил Павленко, что-то вспоминая, — В Ялантау? — вдруг закричал он и полез в планшет. Вынул блокнот, что-то посмотрел в нем и радостно закивал головой.
— Что с тобой? Почему кричишь? У тебя там кто-нибудь есть?
— Никого. Но достань и ты блокнот…
Просьба прозвучала так убедительно, что Губернаторов, ничего не спрашивая, вынул свою записную книжку.
— Пиши: Камиль Ибрагимов.
— Кто это?
— Сначала запиши, потом скажу.
— Интересный ты человек, Остап Иванович, — покачал головой Губернаторов и приготовился записывать. —
— Камиль Ибрагимов.
— Записал.
— Вот теперь расскажу. Понимаешь, мы вместе с ним в окружение попали. Камиль Ибрагимов…
В это время с первых рядов неожиданно и единодушно, как залп, грянули аплодисменты. Волна рукоплесканий мгновенно залила весь зал.
— Потом расскажу! — крикнул Павленко, но Аркадий Андреевич не услышал его.
Какой-то неведомой силой все были подняты на ноги. Сунув блокнот в карман, он, уже стоя, присоединился к буре рукоплесканий. То обстоятельство, что в столь грозные дни руководители партии и народа остались в Москве и появились в президиуме, согревало и окрыляло. И Аркадий Андреевич рукоплескал от души, забыв в этот момент обо всем на свете.
10
В этот день вместе со всеми слушал голос Москвы и Камиль.
Когда он перешел на попечение Захара Петровича, состояние его стало быстро улучшаться. Правда, рана еще не зажила, но надо было спешить — каждому было ясно, что в деревню вот-вот должны нагрянуть немцы, а это опасно не только для Камиля, но и для Захара Петровича. А он должен казаться немцам абсолютно надежным человеком — райком рекомендовал ему добиться назначения на должность старосты.
И действительно, едва успели переселить Камиля в партизанский лагерь, в деревне появились гитлеровцы, Старостой был назначен Захар Петрович…
На следующий же день Камиль приступил к обучению партизан стрельбе из пулемета.
Вообще-то он был недоволен делами отряда: пока они ограничивались главным образом укреплением подступов к лагерю, маскировкой его и подготовкой к зиме. Правда, одна боевая группа в составе десяти человек уже дважды проводила боевые операции. Далеко от стоянки удалось взорвать вражеские машины с горючим — об этом в лагере говорили много. Камиль из-за больной ноги не участвовал в операциях. Может быть, поэтому ему и казалось, что отряд действует недостаточно решительно.
За несколько дней до Октябрьской годовщины он не выдержал и зашел к командиру отряда.
Командовал отрядом сам Угланов. Он уже знал Камиля как умелого пулеметчика, солдата с боевым опытом, хорошего агитатора и пропагандиста и в будущем, после окончательного выздоровления, хотел назначить его командиром одной из боевых групп.
— Как здоровье, товарищ Ибрагимов? — приветливо спросил он вошедшего Камиля.
— Здоровье ничего, товарищ командир. Но чем лучше здоровье, тем хуже на душе.
— Скучаете? По родггым местам? По жене, детям?
— Не об этом речь.
— А о чем же?
— Почему мы бездействуем, товарищ командир?
— А-а, вот в чем дело! Но ведь каждое действие должно быть подготовлено. Мало будет от нас пользы, если мы начнем действовать необдуманно, не взвесив своих возможностей, и сразу же обнаружим себя. Вот наступает зима, и нам надо сделать все, чтобы во время холодов не замерзнуть…
— Все это верно, товарищ командир. Но ведь и Красная Армия воюет в очень тяжелых условиях, имеет большие потери. И она сейчас очень нуждается в нашей помощи. Конечно,
Слова Камиля задели Угланова за живое. До сих пор он считал, что как командир он действует Правильно, Да и партизаны, кажется, одобряли его осторожность. А вот пришел новый человек, и посмотрел на дело по-иному. И кажется, в его словах есть правда. Однако признать сразу справедливость слов Камиля Угланов не смог. Ответил внешне спокойно, но не просто.
— Вероятно, вы со своей точки зрения правы, хотя и мыслите односторонне… Да и сами вы считаете себя у нас временным человеком.
Камиль или не понял укола, или сделал вид, что не понял его.
— Думаю, что никто не собирается партизанить вечно. Но я знаю: вся страна готовится встретить праздник Великого Октября какими-то делами.
— Мы тоже готовимся.
— Я этого не чувствую, товарищ командир.
— Хорошо, если к тому времени будете чувствовать себя здоровым, сможете принять участие…
— Буду ждать.
— Ждите… А если говорить серьезно, ваше беспокойство не лишено основания. И хорошо, что вы высказались откровенно.
11
Наступил канун Великого Октября, но ни о какой операции Камилю никто ничего не говорил. Его, как обычно, поставили на пост.
Лес. Все деревья, кроме сосны и ели, давно уже сбросили свой пожелтевший наряд. Ржавые листья папортника и засохшие стебли крапивы выглядывают из-под недавно выпавшего снега. Торопя зиму, в верхушках деревьев свистит холодный северный ветер: тоскливо плачут свисающие пучками обнаженные березовые ветви, злобно воют торчащие, подобно оленьим рогам, голые дубовые сучья, величественно и торжественно шумят иссиня-зеленые, пышные, как и летом, кроны сосен — им холод нипочем. Широкие внизу темно-зеленые ели устремили ввысь минареты своих вершин, и стоят они, не желая склоняться перед свирепым ветром, прямые и непреклонные, лишь слегка покачиваясь.
Меж могучими деревьями проходит лесная тропа. Там, где она круто поворачивает влево, образуя «Уголок друзей», стоит на посту Камиль. Пост этот считается самым спокойным. Если бы человек, попавший в эти места впервые, вздумал узнать, откуда, из какой деревни идет эта тропа, и пошел бы по ней, как ему казалось, к опушке, он бы пропетлял по лесу километра два и попал бы в заросший ольшаником большой овраг, а упершись в ручей, спокойно бегущий меж больших черных валунов, и не зная, куда идти дальше, остановился бы в недоумении. Не потому, что не смог бы перейти через ручей — его можно просто перешагнуть в любом месте. Но куда идти, перешагнув его, если тропа спускается к ручью и пропадает, словно растворяется в его воде. И только немногие знают: чтобы найти продолжение тропы, надо пойти по окаймляющим ручей валунам навстречу течению. Там, где ручей изгибается в третий раз, справа к нему примыкает высохшее русло другого ручья. По камням, вдоль этого русла надо добраться до перегородивших русло двух сросшихся елей, пройти сотню шагов влево, точно выдерживая направление, показываемое поваленными соснами, выбраться на пригорок и внимательно осмотреться — здесь надо искать продолжение тропы. Но и найдя ее, прежде чем попадешь на проселочную дорогу, встретишь еще десятки различных головоломных поворотов, препятствий, неожиданностей…