Чистая работа
Шрифт:
К ней подошел Блант:
— Тише, ерунда все это, они блефуют. Ты же знаешь, эти типы, адвокаты, имя себе создают, ясно же, что дело решенное и в любом случае Мерфи признают виновным. Просто они хотят растянуть дело, вот и все.
Анна уперлась руками в бока:
— Господи, как же он меня взбесил!
Брендон сказал:
— Я тебе говорил, тот еще фрукт. Чего он хотел?
Блант протянул ей чашку с их действительно неважнецким кофе, и она пересказала весь свой разговор.
Брендон ухмыльнулся:
— А вдруг
— Да нет же! Она сама мне ее дала!
— Значит, эта корова врет, и Мерфи тоже врет, ну и плевать. У нас есть надежное свидетельство экспертизы и есть признание этой мрази в убийстве. Если он сейчас начал толочь воду в ступе, значит, дело затягивается, суд откладывается, деньги тратятся, и все из государственного кармана!
Разозленная Анна быстро выпила кофе.
— Съезжу-ка я к ней и разузнаю, с чего это вдруг она вздумала так бессовестно врать.
— Да не переживай ты, — сказал Блант.
— Не обращай внимания, — поддакнул Брендон.
— Как это «не обращай внимания»? Она же говорит, что я вру!
— Вот подольше проработаешь, еще не то про себя услышишь, можешь не сомневаться, — цинично заметил Брендон.
Блант вернулся к своему столу.
— Перевешал бы всю эту сволочь, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
И снова Анна ехала по разбитой дороге к дому, где жила Гейл Сикерт. Шел сильный дождь. Для езды по грязи ее «мини» был мало приспособлен. Перед домом на лужайке все так же валялись детские игрушки: сломанный велосипед, пластмассовый совок и красная педальная машина. Анна прошла к дому по тропинке, сделанной из битого кирпича, но не успела даже дойти до входной двери, как та распахнулась и на пороге предстала Гейл Сикерт. Рядом с ней стоял тощий маленький мальчик, все лицо его было усыпано веснушками. Увидев Анну, он кинулся в дом, сжимая в руке игрушку-робота.
— Гейл, это я, Анна Тревис, — сказала Анна и показала ей удостоверение.
— Не буду я с тобой говорить! Вали отсюда, пока мой не приехал.
— Что, мешком поросячьего корма будет мне угрожать? — улыбнулась Анна.
— Он за досками поехал. Ночью куры из курятника разбежались. Он всю машину тебе своими досками разнесет, так что уезжай! Уезжай, я тебе говорю!
В доме кто-то громко спорил. Гейл обернулась, сердито прикрикнула на старших детей, взглянула на Анну:
— Уезжай, говорю. С меня и так хватит — двое дома сидят с простудой, у меня просто голова кругом!
— Нет, не уеду. Я хочу спросить, зачем ты наврала.
— Вали отсюда!
— Можешь орать сколько хочешь, только я никуда не уеду, пока ты не объяснишь, для чего ты это сделала. Не заставляй меня сообщать о том, что ты оставила маленькую дочь без присмотра. Ты же не хочешь, чтобы тобой заинтересовалась социальная служба?
— Наврала? Ты это про что?
— Про фотографию, Гейл, ту самую, которую ты мне дала. Зачем
— Не пойму я, о чем ты. Мой уж скоро приедет.
— Да, с досками, ты говорила. Слушай, а почему ты не пускаешь меня в дом? Хочу посмотреть, что это твой ребенок орет как резаный?
На Тине, как и в прошлый раз, был надет только мокрый вонючий подгузник, но сегодня она держала во рту пустую бутылочку. Гейл подошла к холодильнику, быстро соорудила какую-то молочную смесь, вытащила бутылочку изо рта девочки, наполнила ее. Оказалось, это то, что нужно: малышка плюхнулась на заляпанный грязный коврик и принялась жадно, как голодная, глотать содержимое бутылочки.
— Ты что, никогда не меняешь ей подгузники? — поинтересовалась Анна.
Гейл зло взглянула на нее, вышла и принесла новый подгузник. Она не стала ни подтирать, ни мыть дочь, только быстро поменяла подгузник; девочка все еще жадно пила смесь, но мать усадила ее в кресло-качалку и принялась яростно раскачивать.
— Ее не стошнит? — спросила Анна.
— Нет, ей даже нравится. Ты чего это, для социальной службы шпионишь? Так у меня дети в полном порядке. В поликлинику на обследование являемся как штык.
— Вот и хорошо.
— Ага.
— Ну, так ты объяснишь мне, зачем сказала адвокату брата, будто я взяла без разрешения фотографию, которую ты сама мне дала?
Гейл пожала костлявыми плечами:
— Из-за этого у меня могут быть неприятности…
— Что случилось?
Женщина лишь вздохнула.
— Рассказывай. Тебе угрожали? Если надо, я могу организовать защиту.
— Не понимаешь ты! У него друзья есть, что ж, что он сам сидит, — он и оттуда меня достать может.
— Твой брат?
— Ну да! Он звонил, говорил, что какого-нибудь бандита сюда пришлет. А оно мне надо?
— Но ты сказала неправду.
— Ну и что теперь? Что переживаешь? Меня за это под суд не отдадут. А если и отдадут, то пожалеют, потому что я расскажу, каким он всегда был подонком. Он мне всю жизнь сломал, и все ему с рук сошло. Как же я хотела от него отделаться! А теперь вот — здрасте, приехали!
— Гейл, твой брат убил человека. Он еще очень долго не выйдет из тюрьмы. Если только он угрожал…
Гейл сердито перебила ее:
— Так я ж тебе говорю, он сюда звонил, он и Вернон этот. Какие они обо мне гадости говорили — наслушалась, хватит. Он, наверное, у матери мой телефон нашел, увидел, где она его записала. И адрес, похоже.
Анна глубоко вздохнула, стараясь не волноваться:
— Если тебе чем-нибудь угрожают, можно обратиться к местным полицейским.
— Скажешь тоже! Думаешь, они за меня сильно волнуются? Когда я его последний раз видела, его чуть не задержали, потому что он пьяный был как свинья и мочился на дороге, так он дал мне потом в глаз, но полиция даже не почесалась.