Чисто альпийское убийство
Шрифт:
— «Мы»?! Неужели вы тоже были участником той операции, Хёлльайзен?
— Да. На генетическом уровне, так сказать. В операции участвовал мой отец. Он тоже служил в полиции, я пошел по его стопам. В то время, правда, полицейские назывались жандармами. Мне кажется, так было гораздо красивее…
— Из-за чего же случился весь сыр-бор?
— В двух шагах отсюда пролегает граница с Австрией. Вон там, в горах, глядите. — Хёлльайзен показал на восток, на устрашающе вздымающиеся в небеса пики. — Видите тот скалистый гребень? Стоит, будто стена — почти строго вертикально. С одной стороны Бавария, с другой — уже Австрия.
— На него можно взобраться?
— Ну,
— А может быть, Георг Еннервайн, прототип героя той песни, браконьерствовал именно в этих местах? — спросила Николь Шваттке, на сей раз особенно не усердствуя в баварском произношении.
— Вполне возможно, однако маловероятно. Тот исторический браконьер Еннервайн — в родных краях его называли Гиргл — охотился скорее в районах Шлирзе и Тегернзе. Помните — «Лишь на девятый день его останки нашли близ Тегернзе, на Пайсенберг…». Все вы, разумеется, слышали эту песню. А насчет горы Пайсенберг вот что я вам скажу. В песне имеется в виду вовсе не наш холмик, который находится недалеко отсюда, а другой Пайсенберг, что около озера Тегернзе. Однако может быть, Гиргл и бывал в наших местах. Полностью этого исключить нельзя.
— И какая же история произошла с вашим отцом? — спросила Шваттке.
— Где-то там, в горах Карвенделя, мой отец задержал и арестовал контрабандиста из Халля, что под Инсбруком. Этот тип был главарем одной тирольской банды, промышлявшей нелегальным провозом алкоголя. Отцу пришлось запереть задержанного тирольца здесь, в участке, — конечно, временно, до следующего утра, когда за ним должны были приехать коллеги из Мюнхена и забрать в нормальную тюрьму, в Штадельхайм. Однако ночью явились остальные бандиты в надежде вызволить отсюда своего главаря. Они обстреливали здание нашего участка вон оттуда…
Хёлльайзен показал на лесок, плавно поднимавшийся вверх по горному склону. Поглядев туда, все живо представили себе следующую картину: немытые, заросшие многодневной щетиной бандиты, совершенно дикие и осатаневшие, решительно выбегают из леса, потрясая мушкетами и пистолетами с воронкообразными дулами, и вопят во все горло: «Вперед, в атаку, не бойсь!» или: «Свободу Тиролю!», а в промежутках отрывисто выкрикивают: «Андреас Гофер! Робин Гуд! Франц Моор! Че Гевара! Разбойник Хотценплотц!» — и прочие имена бандитствующих свободолюбцев.
— Уже совсем стемнело, мой отец остался в участке один — у него была ночная смена, — продолжал Хёлльайзен. — Сначала он пытался вызвать подмогу по телефону, но не получилось: телефонная линия вышла из строя после грозы, в шестидесятые это происходило постоянно. И отцу ничего не оставалось, как приковать главаря контрабандистов наручниками к батарее, схватить карабин и защищать участок до тех пор, пока не появились коллеги из первой смены. Они отогнали бандитов, те отступили в лес, и больше их никто никогда не видел. Однако тот задержанный и мой отец…
Внезапно на лужайке показались две фигуры — Еннервайн и Шмальфус. Их, опоздавших, ждали совсем с другой стороны, но они почему-то обошли вокруг здания, направляясь к запасной двери. Губертус и Мария остановились на траве в нескольких шагах от террасы. Их одежда
Появление шефа и психолога в столь отталкивающем виде послужило такой красочной иллюстрацией к рассказу о разбойниках, что все поначалу приняли это за розыгрыш и начали хохотать. Однако по хмурым лицам грязнуль было видно, что они вовсе не собирались работать клоунами.
— Ну и видок у вас, — покачала головой Шваттке. — Рассказывайте, не томите: что стряслось?
— Мы преследовали через весь городок одного подозрительного субъекта, — хрюкнул Еннервайн, в этот момент скорее напоминавший участника особого развлечения — битвы в грязи, чем отважного стрелка из песни. Чумазая парочка сняла куртки и попыталась хотя бы частично привести их в порядок.
— До полицейского участка нам оставалось дойти совсем немного, — сказала Мария, выгребая из внутреннего кармана куртки клейкую массу неопределенного цвета, с которой сочилась вода, — как вдруг я вспомнила, что забыла в концертном зале мобильник. Когда я сидела на галерке, то положила его рядом с собой, на соседнее кресло. Пришлось возвращаться.
Еннервайн стянул ботинки и носки, точно так же перемазанные омерзительной жидкой грязью, в которой встречались даже комки. Мало-помалу все начали понимать, в какую сельскохозяйственную субстанцию угодили коллеги.
— Я предложил Марии проводить ее, и мы повернули назад. Подойдя к парковке за концертным залом, мы заметили, как из слухового окна на крыше вылезает какой-то субъект. Только не спрашивайте меня, как он выглядел. Виден был лишь его силуэт, поскольку солнце светило нам прямо в глаза, садясь за соседние крыши. Пол, возраст, рост, одежда — ничего из этого мы не различили.
— Ох, это моя вина… — смущенно призналась Мария. — Это я спугнула его, крикнув: «Что вы там делаете?» Совершенно спонтанно выскочило… Я не успела подумать о последствиях…
— Ладно, ничего страшного, не переживайте, — попытался утешить ее Еннервайн. Однако он прекрасно понимал: девушка действительно виновата. Она прозевала ситуацию. Они оба ее прозевали.
Все случилось с молниеносной быстротой. Едва с уст Марии сорвался тот неосторожный возглас, как подозрительный субъект, напоминавший вора-форточника, замер на месте. Он как раз спускался к водосточному желобу, передвигаясь на руках в висячем положении, но, услышав крик, оглянулся и посмотрел вниз, на улицу, отчего потерял равновесие и свалился на крутой скат черепичной крыши. Размахивая руками и дрыгая ногами, словно жук, «форточник» поехал вниз на пятой точке, но вскоре коснулся пятками водостока и наконец встал на него. Желоб предательски прогнулся под его весом, одно из креплений даже оторвалось, и наземь грохнулся большой кусок жести. Мария судорожно схватила Еннервайна за руку. Оба понимали, что в данный момент ничего не могут сделать для находившегося в опасности незнакомца. Однако тот, снова оглянувшись, стал проворно карабкаться обратно, к полуоткрытому чердачному окну, через которое, по всей вероятности, и вылез на крышу. Техника передвижения этого типа выказывала недюжинную изобретательность — поскольку держаться на гладком крутом скате было не за что, он выбивал черепицы и отчаянно цеплялся за получившиеся выемки. Таким манером человек добрался до подоконника слухового окна, ухватился за него, ловко подтянулся и юркнул в недра чердака.