Чисто астраханское убийство

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Леш, — хмуро сказал Грязнов, — я глубоко уважаю твою работу и тебя, ты знаешь. Поэтому скажи мне честно, куда мы катимся? Разве ты сам, будучи когда-то классным сыскарем, позволил бы себе вот так, спустя рукава, вести расследование?.. Молчишь? Все, дорогой, больше у меня нет для тебя подходящих аргументов, хотя есть одно предположение. Хочешь?

— Ну, давай уж…

— Я могу только догадываться, в чем мог провиниться перед неизвестными деревенский доктор. Сейчас я и выскажу это свое предположение, а Зина, если она согласится со мной, может подтвердить. Скажи, Зинуля, у вас в медпункте всякие рецептурные лекарства имеются?

— Ну а как же?

— А кто обычно возил лекарства из Замотаевки?

— Да сам Егор Петрович и договаривался с ним о транспорте. У него же раньше была своя машина-пикап, старенькая, но она уже фактически не ходила.

— И наркотические средства тоже заказывал?

— Не так чтобы очень,

но… Без них не обходится ни одна медицинская точка.

— А кто проверял то, что он привозил?

— Да никто, он сам знал, что нам нужно.

— Я вот уже слышал от рыбачков, да и сам успел увидеть: с наркоманией-то у вас тут не просто. Коноплей каждый второй балуется. Видел и тех, кто уже явно на игле сидит. Не мог ли твой Усатов снабжать по своим каналам любителей анаши или кокаина, марихуаны?

— Нет, что ты, Слава, он был очень честный и глубоко порядочный человек! — Зина понурилась.

— А я верю. Но тогда по какой причине на доктора могли наседать неизвестные люди, угрожали ему, после чего он был, извини, Леша, вскоре благополучно расстрелян, и, повторяю, заметь, из того же автомата, что и Дадаев. И участковый уполномоченный — тоже.

И повсюду были обнаружены стреляные гильзы — на тех местах, где, по прикидкам твоих сыщиков, должен был бы стоять очень меткий убийца. Соответственно и пули, надо понимать, извлекли идентичные. Ну надо же, какой упорный этот Калужкин! Какой настойчивый: пообещал, пригрозил, и — труп! Мне он представляется идеальной находкой для тех, кто тщательно скрывает подлинных убийц. И добавлю последнее: они, эти убийцы, господам следователям хорошо известны. Или я за сорок лет службы так ни черта и не понял! Ничему не научился! — Грязнов разгорячился и закончил совсем уже почти на крике.

— Ну, ты нервы-то побереги… — пробурчал генерал Привалов. — Вот видишь, тебе, оказывается, на месте виднее. Но я-то всего ж этого просто не знал. Так чего ж ты от меня-то хочешь? Приказать, чтоб пошли по-новому? Ну, прикажу, а дальше что, если дело уже, по сути, в суде? Прокуратура вряд ли согласится с моими жидкими доводами. К тому же там ведь — не одно и не два убийства, а чуть ли не пять. И все нити снова сходятся на Калужкине. На его угрозах и гильзах проклятых. Других-то фактов нет…

— Так об этом народ и судачит, Алеша. Но почему-то никто из следственных групп, что расследовали все эти убийства, не удосужился поговорить с семьями погибших. Те, мол, рвались дать показания, а от них попросту отмахивались, считая доводы родных ничтожными. А это как тебе нравится?.. В общем, друг дорогой, давай-ка есть шашлык, а то он остынет…

— Да нет, — произнес Привалов с полным ртом, пережевывая румяный кусок осетрины с шампура, — в принципе, я тебя понимаю… И с наркоманией этой у нас тоже…

— Слушай-ка, мне здешние говорили, что на островах в Ахтубе — непроходимые заросли конопли, это так?

— А что мы можем поделать? Сжечь острова? Вместе с домами и людьми в них?

— Съездить-то туда можно? Просто посмотреть на эту идиллию…

— Кто тебе мешает? — уже недовольно пробурчал генерал. — Только ничего путного там не увидишь: приезжие отдыхающие, рыбаки да темные люди. Всех не переловишь… Но мы, тем не менее, все-таки берем жирных карасей.

— А рыбью мелочь — между пальцами, да? Сил никаких не хватит подмести? Ну и до главной рыбы, как ты говорил, не дотянуться? Классная картина… Алеш, а что, если я в приватном, так сказать, порядке найду возможность переговорить с родственниками? Вдруг чего новое нароем? Или на Калужкине уже крест поставили?

— Ну, какой крест? Есть прикрепленный адвокат… Может протест принести. Дело, чую, еще потянется… А если хочешь прояснить картину, что ж, я ведь только благодарен тебе буду. Да и не было еще у меня настоящего сыщика уровня генерала Грязнова! Вот уж соседи завидовать будут!.. — Привалов натянуто рассмеялся. — Только ты, Слава, не очень… не рискуй. Конечно, дело, вижу, непростое… темное дело…

— Ну так помоги маленько, — улыбнулся Вячеслав.

— Чем, дружище?

— А ты вот что, возьми-ка для меня напрокат в Астрахани машинку попроще. Я оплачу немедленно. И пусть ее пригонит какой-нибудь твой оперок, которому ты доверяешь… как мне, скажем. И побудет он со мной, только в полной тишине и без огласки, несколько деньков. Вот и будет толковая помощь. Или — никак?

— Ну почему же? Не возражаю. И человека найду, пусть отдохнет немного, ушицы твоей поест. Классная, между прочим, скажу тебе, — он указал кивком на рыбные блюда. — Умеешь ты, Слава… Не печалься, — сказал уже бодро, — подумаем, подумаем… Все в наших руках… Грязнов решил не откладывать дела в долгий ящик и уже на следующее утро отправился к жене и дочери покойного доктора, прихватив в качестве помощницы Зину. Женщина оценила возложенную на нее миссию и написала в записке на двери медпункта, что выполняет специальное

задание районного отдела здравоохранения. Это чтобы Гошка либо Ленька Брыкин не рвались спозаранку к ней на прием. Известно зачем. Девяностопятипроцентный медицинский спирт, совсем недорогой, можно было купить в медпункте в качестве дезинфицирующего средства для медицинских процедур — компрессов там, притираний и прочего. А прием некоторой дозы вовнутрь, по их убеждению, способствовал быстрому очищению организма от последствий частого употребления дешевых «паленых» водок из местного «маркета». Многочисленные неизвестного происхождения ликеро-водочные ООО поставляли эту продукцию для легальной реализации в торговой сети в изобилии. И Грязнов уже имел возможность наблюдать у пристани эти «последствия». Очевидно, лишь изумительная природная стойкость российского организма да жизнь на реке удерживали местное население от полного вымирания. Приглашая с собой «к доктору» Зину, Вячеслав Иванович полагал, что ее присутствие, как первой помощницы покойного врача, поможет и вдове с девочкой каким-то образом «развязать языки». Все ж чужой он здесь, да и разговоры о Дусином госте нужного авторитета ему в глазах жителей злосчастного Ивановского не прибавляли. Алексей — большая милицейская власть, стало быть, уже изначально опасная для нарушителей-соседей, ибо ничего не нарушает в этой жизни лишь фонарный столб у дома сельской администрации. А гость Евдокии — приятель этой власти, и наверняка с ним нельзя быть до конца откровенным. Вот Зина и станет тем смягчающим буфером, который поможет установлению хотя бы какого-то доверия. Елена Григорьевна оказалась относительно молодой, но уже растерявшей свою первозданную яркость женщиной. Про таких обычно говорят: была красивой. Одевалась она простенько, да и с каких доходов? Так подумал Грязнов, ясно представляя себе, как бы она могла одеваться, если бы ее муж был «завязан» на наркотиках. И обстановка в доме тоже была соответствующей — непритязательной и обыкновенной для любого деревенского дома, где проживают хозяева весьма средней руки. А вот книг по медицине было много, они занимали все три полки старой этажерки в углу. Доктор был ведь, конечно…

Хозяйка не обрадовалась приходу гостей, но дверь молча отворила и первой прошла в комнату, откуда сейчас же вышла в соседнюю, поменьше, девочка лет двенадцати, одетая как и мама. Небогато живут, еще раз констатировал Вячеслав Иванович. Нет, права Зина, не занимался темными махинациями покойный теперь Усатов. Вот и семье, видно же, так ничего после себя не оставил. Господи, несчастные люди! И за что им выпало такое тяжкое испытание?..

Пока шли сюда, Зина успела рассказать Славе о том, что было ему неизвестно по прежним разговорам. Может, она жалела память о докторе, к которому, по ее же словам, была неравнодушна. Даже более чем. Но никогда бы не решилась разрушить его семью. Да это стало сразу заметно по тому, как встретила их появление Елена Григорьевна — сдержанно, неохотно, но без враждебности. Так даже бывшую теперь соперницу не встречают. А равнодушие ее — это холод от неизбывного до сих пор горя… Она и рассказала более подробно, чем те же станичные слухи, о другой, не менее тяжкой вине «невезучего» доктора перед Калужкиным. А произошло-то все оттого, что не в себе был в тот день врач. Ну, как раз после той ночной встречи с неизвестными гостями. Младший сын Антона Сергеевича — Вася, нормальный парень, не пьяница, как другие, правда, и помощник отцу слабый, — то ли малокровием страдал с детства, то ли еще какой-то болезнью, Зина не углублялась, вдруг почувствовал себя плохо. А было это уже чуть ли не через пол год а после гибели Ниночки. Ну, и снова вынужден был прийти Усатов, уже виноватый перед Калужкиным, посмотрел, пощупал. Подозрение его пало на язву, очень уж явные симптомы. Парню стало совсем плохо, и врач сделал ему обезболивающие уколы, инъекции пантопона и анальгина, вызвав предварительно «скорую помощь», чтобы отвезти больного в Замотаевский стационар. А по дороге, хотя и ехать-то было совсем близко, парень скончался. И ничем нельзя было ему помочь, при вскрытии обнаружился перитонит — гнойный аппендицит.

Первая и последняя врачебная ошибка Егора Петровича Усатова, вскоре, как оказалось, стоившая ему жизни. Так посчитало то же следствие. Доктор был застрелен всего одним метким выстрелом из автомата, принадлежавшего, как показал свидетель Руслан Эренгенов, пожилой калмык, бывший до ссоры с Калужкиным приятелем и соседом Антона Сергеевича. Мол, прятал пчеловод автомат свой в сарае у Руслана. А приобрел он его якобы в Астрахани, чтобы пасеку от лихих людей охранять, были уже случаи грабежа. Но с Русланом Калужкин поссорился с полгода назад вдрызг из-за того, что Эренгенов без согласия соседа перенес ограду на их смежном участке, чтобы пристроить к сараю навес для вяления рыбы. И при этом как бы немного потеснил ульи пчеловода, хотя даже и близко не подошел к ним. Кстати, Калужкин и ему также угрожал, народ слышал. Словом, опять эти пчелы…