Чисто летнее преступление
Шрифт:
– Трижды, – ответил мистер Саттерсуэйт. – Дважды в Париже и один раз в Лондоне. Этого я не забуду никогда. – Он говорил благоговейным голосом.
– Я тоже видел ее, – сказал Клод Уикэм. – Мне было десять лет. Меня взял с собой дядя. Боже! Это было совершенно незабываемо! – Он яростно бросил кусочек булки в клумбу.
– В Берлинском музее есть ее статуэтка, – продолжил свой рассказ мистер Саттерсуэйт. – Совершенно потрясающая. Это впечатление хрупкости, как будто вы можете сломать ее ногтем большого пальца. Я видел ее в роли Коломбины, в «Лебеде» и «Умирающей нимфе». – Он замолчал и покачал
– Идиоты! Дикари! Сумасшедшие! – выкрикнул Клод Уикэм и поперхнулся чаем.
– Я училась с Харсановой, – сказала миссис Денман, – и хорошо ее помню.
– Она была потрясающа? – спросил мистер Саттерсуэйт.
– Да, она была потрясающа, – быстро ответила хозяйка дома.
Наконец Клод Уикэм ушел, и Джон Денман выдохнул с большим облегчением, на что его жена рассмеялась.
– Я знаю, что вы сейчас думаете, – кивнул мистер Саттерсуэйт, – но этот мальчик пишет настоящую музыку.
– Пожалуй, я соглашусь с вами, – заметил Денман.
– Можете не сомневаться. А вот сколько это будет продолжаться – этого никто не скажет.
– Вы хотите сказать, что… – Денман с любопытством взглянул на мистера Саттерсуэйта.
– Я хочу сказать, что успех пришел к нему очень рано. А это всегда опасно. Очень опасно. – Он взглянул на мистера Кина. – Вы не согласны со мной?
– Вы всегда правы, – ответил тот.
– Давайте пройдем наверх, ко мне, – предложила миссис Денман. – Там будет поприятнее.
Она прошла вперед, и они последовали за нею. У мистера Саттерсуэйта перехватило дыхание, когда он увидел китайскую ширму. Подняв глаза, он увидел, что миссис Денман наблюдает за ним.
– Так что же, человек, который всегда прав, – сказала она, медленно кивая головой, – что вы можете сказать о моей ширме?
Он почувствовал в ее словах вызов и ответил сбивчиво, слегка запинаясь:
– Что здесь скажешь – она прекрасна. Более того, она уникальна.
– Вы правы. – Денман подошел и встал у него за спиной. – Мы купили ее вскоре после того, как поженились. Заплатили за нее десятую часть ее реальной стоимости, но даже это было для нас неподъемной суммой. Целый год мы отказывали себе во всем – помнишь, Анна?
– Да, – ответила миссис Денман, – помню.
– Честно говоря, мы не могли позволить себе такую покупку, и уж точно не в то время. Сейчас совсем другое дело! Недавно у «Кристи» продавались очень неплохие китайские лаковые предметы. Как раз то, что необходимо для того, чтобы эта комната стала идеальной. Здесь должны быть только китайские вещи – все остальное на выброс. Так вы можете себе представить, Саттерсуэйт? Моя жена и слышать об этом не хочет.
– Мне эта комната нравится такой, какая она есть, – заметила миссис Денман.
На лице у нее появилось странное выражение. Мистер Саттерсуэйт снова почувствовал себя так, как будто ему бросили вызов и победили. Он оглянулся вокруг и впервые заметил, что в комнате нет ни одной личной вещи: ни фотографий, ни цветов, ни безделушек. В ней не было ничего женского. Если отбросить не совместимую
Мистер Саттерсуэйт заметил, что женщина улыбается, глядя на него.
– Послушайте, – начала она, наклонившись вперед. На какой-то момент миссис Денман стала гораздо больше похожа на иностранку, чем на англичанку. – Я попытаюсь объяснить, потому что, мне кажется, вы поймете. Мы купили ширму, заплатив за нее не только деньгами, но и нашей любовью. Любовью к ней, потому что она прекрасна и уникальна, и нам пришлось отказаться от других, гораздо более нужных вещей, которые нам действительно были необходимы. А все остальные китайские вещи, о которых говорит мой муж, мы можем просто купить за деньги, и нам не надо вкладывать в них частичку себя.
Мистер Денман рассмеялся.
– Делай, как ты считаешь нужным, – сказал он, однако в его голосе слышалось раздражение. – Но этот английский антураж здесь совсем не смотрится. Это хорошие вещи, надежные, оригинальные, не поддельные, но – обычные. Простой и ничем не примечательный Хеппелуайт.
Женщина согласно кивнула.
– Хорошие, солидные, оригинальные и совершенно английские, – негромко добавила она.
«У этих слов есть какой-то второй смысл», – подумал мистер Саттерсуэйт, пристально посмотрев на нее. Английская комната и бросающаяся в глаза красота китайской ширмы… мысль опять промелькнула и исчезла.
– Я встретил мисс Стэнуэлл на улице, – сказал он для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Она сказала мне, что в постановке сегодня вечером будет играть роль Пьеретты.
– Да, – подтвердил Денман, – и у нее это отлично получается.
– У нее неуклюжие ноги, – заметила Анна.
– Глупости, – ответил ее муж. – Все женщины одинаковы, Саттерсуэйт. Не могут слышать, как в их присутствии хвалят других женщин. Молли очень симпатичная девушка, поэтому каждая считает своим долгом бросить в нее камень.
– Я имею в виду танцы, – пояснила Анна Денман, в ее голосе слышалось легкое удивление. – Она очень хорошенькая, но двигается неуклюже. И не надо ничего мне говорить, потому что я знаю о танцах все.
– Насколько я понимаю, вы привозите из города двух профессиональных танцоров, – тактично вмешался в спор мистер Саттерсуэйт.
– Да, именно для балета. Князь Оранов привезет их на своей машине.
– Сергей Оранов?
Этот вопрос вырвался у Анны Денман. Ее муж повернулся и посмотрел на нее.
– Ты его знаешь?
– Когда-то знала – в России.
Мистеру Саттерсуэйту показалось, что мистер Денман разволновался.
– И он тоже тебя знает?
– Да. Он меня знает.
Анна рассмеялась. Низким, почти триумфальным смехом. Теперь в ней уже не было ничего от голландской куклы. Она подбадривающе кивнула своему мужу.
– Сергей Оранов. Так, значит, это он привезет танцоров… Он всегда любил танцы.
– Я помню.
Это последнее замечание Джона Денмана прозвучало резко. Повернувшись, он вышел из комнаты. Мистер Кин последовал за ним. Анна Денман подошла к телефону и назвала номер. Жестом руки она остановила мистера Саттерсуэйта, который хотел последовать за мужчинами.