Чисто научное убийство
Шрифт:
Мы прошли мимо того места, где земля была чуть более примята, нежели на соседнем участке, и я спокойно ответил префекту, пообещав быть выдержанным — сам Лемонье не сыграл бы лучше.
Я услышал за спиной печальный вздох и обернулся. Там, где я похоронил Шарлотту, земля вспучилась, возник небольшой холмик, и… Ужас сдавил мое горло, выдавив столь жуткий хрип, что префект остановился и повернул ко мне изумленное лицо. Из могильного холмика поднималась серо-зеленая рука, пальцы шевелились, и один из них — указательный — был направлен в мою сторону. Земля продолжала осыпаться, возник уже и локоть, и вот сейчас, я знал это, появится голова, а за ней и все тело. Я не выдержу мертвого взгляда Шарлотты. Я убийца, но я не
С громким криком я бросился к могиле и начал присыпать землей торчавшую и извивавшуюся руку.
— Шарлотта! — кричал я. — Оставайся там, где ты есть!
Надо ли говорить, что, когда несколько минут спустя полицейские разрыли могилу и обнаружили труп, префект предъявил мне обвинение в убийстве, и мне ничего не оставалось делать, как признать свою вину? И надо ли говорить о том, что за руку Шарлотты я принял большую коричневую ветку старого дуба, раскачивавшуюся из-за порывов ветра?
Мне осталось жить чуть больше суток. Судья был суров, а приговор справедлив. Я не стал говорить о прекрасной незнакомке на темной парижской улице, о грязном притоне и о трубке с опием. М. был вызван свидетелем, но не потому, что был со мной в ту злосчастную ночь, а потому, что оказался первым, кто видел меня в то не менее злосчастное утро. Мы оба молчали о нашем приключении, и судья так ничего и не узнал о том, что, занося нож над Шарлоттой, я убивал не живую женщину, но Смерть.
М. приходил ко мне в тюрьму. Он чувствовал себя виноватым в том, что наше приключение, так интригующе начавшееся, так ужасно закончилось. Я, как мог, успокоил его и попросил сохранить мою исповедь.
— Когда-нибудь, — сказал я, — сидя у огня с внуками, ругающими поколение отцов и дедов, расскажите им эту историю в назидание. Каждый из нас что-то в жизни совершает впервые: пробует опий или убивает…»
Беднягу Гастона повесили, и я надеюсь, что он ушел в мир иной, не держа на меня зла. Я знал, какое действие оказывает опий на такие чувствительные натуры, потому и предложил Гастону приключение, испытанное им впервые в жизни. Пожалуй, я достиг даже большего эффекта, чем ожидал.
Шарлотта давно докучала мне. В последние дни нашей связи она говорила, что жить без меня не может, и непременно признается во всем своему беспечному мужу. Разве у меня, по сути, был иной выход?
Я убил Шарлотту и оставил ничего не соображавшего Гастона у теплого трупа. Я вложил в его руку нож, но мог ли я знать тогда, что опий произведет на несчастного действие столь сокрушительное и возбудит его фантазию столь странным образом?
Впрочем, раздумывая много лет спустя о той ночи, я пришел к выводу, что все видения, так красочно описанные беднягой Гастоном, пронеслись в его мозгу в ту единственную секунду, когда он, очнувшись на рассвете после вызванного опием сна, увидел рану на груди Шарлотты и струйку крови, вытекавшую из ее пробитого кинжалом правого глаза.
Часть четвертая
ПРЯМАЯ УЛИКА
Глава 1
Смерть пассажирки
Не сказал бы, что аэропорт Орли чем-то меня поразил. Психологический эффект: когда слышишь знакомые с детства слова «Лувр», «Нотр-Дам», «Орли», то, измученный ожиданием встречи, предполагаешь испытать шок. А на деле оказывается, что Собор Парижской богоматери вовсе не протыкает своими шпилями небо, здание Лувра куда меньше питерского Эрмитажа, а Орли — вполне стандартный аэропорт, встречал я на своем веку и побольше, и покрасивее — слетайте в Мюнхен или во Франкфурт и сравните сами.
Багажа у меня с собой было немного — чемодан на колесиках и атташе-кейс, который я упаковывал утром самолично; никто мне не помогал, никаких посылок знакомым и, тем более, незнакомым я не принимал; короче говоря, на вопросы смуглых девочек из службы безопасности я мог отвечать
В подвале шла регистрация на дальневосточные рейсы, Тель-Авивский я обнаружил между Манилой и Сиднеем. Если бы из Орли летали еще и на Марс с Юпитером, израильский рейс непременно поместили бы в район пояса астероидов. Наверное, исключительно из-за изощренного антисемитизма, потому что к проблеме обеспечения безопасности все это, на мой взгляд, не имело ни малейшего отношения.
Регистрация уже подходила к концу, передо мной в очереди стояло человек пятнадцать, и не нашлось ни одного желающего спросить у меня «кто последний?» Опрос населения вели две девочки, лишь недавно вышедшие из младенческого возраста. Одна из них, нежно глядя в глаза смуглому молодому марокканскому еврею, интересовалась проблемами секса во Франции — мне, во всяком случае, послышалось «а та проститутка, она вам ничего лишнего не вкладывала?» Вопрос звучал двусмысленно, но «марокканец» отвечал как солдат на плацу — кратко, громко и непонятно. Вторая девушка только что отпустила с Богом студента-израильтянина и принялась за очередную жертву — это была женщина лет тридцати пяти, яркая блондинка с тонкими чертами лица. На вопросы женщина отвечала медленно, будто обдумывала каждое слово, девушка терпеливо ждала и задавала следующий вопрос, лишь полностью выслушав ответ; разговор, будто жемчуг, нанизывался на тонкую нить, созданную каким-то большим специалистом в службе безопасности.
Я проследил за тем, как женщина, подхватив два тяжелых чемодана (эх, был бы я рядом), перешла к стойкам регистрации и минуту спустя, оставив багаж на ленте транспортера, вышла в боковую дверь — видимо, в зал отправления с его манящими наивного покупателя магазинами «Duty free».
— Господин летит в Тель-Авив? — услышал я голос рядом с собой и только тогда понял, что, пока я следил за блондинкой, очередь успела рассосаться, и теперь обе девушки из службы безопасности сложили усилия, чтобы обнаружить в моем багаже вожделенную бомбу.
— В Тель-Авив, — сказал я, переводя преданный взгляд с одной девушки на другую. — И багаж я упаковывал сам, никто мне не помогал, никаких посылок мне не передавали, да я бы и сам их не взял, тем более от незнакомых.
После столь исчерпывающей информации девушкам оставалось только налепить на мой чемодан красные бумажки с надписью «security» и отпустить восвояси. Но, повидимому, на каждого пассажира служба безопасности предполагала израсходовать точно определенное количество вопросов, и потому девушки приступили к сеансу психоанализа с другой стороны:
— Господин Амнуэль, вы были в Париже по делам или с частным визитом?
— По делам, — с удовольствием сказал я, вспомнив вчерашний банкет. — Был на международном симпозиуме по историческим проблемам, связанным с торговлей оружием.
— Кто-нибудь еще был на этом симпозиуме из Израиля?
Замечательный вопрос, девушки будто читали в моих мыслях.
— Нет, я один представлял нашу страну на этом авторитетном форуме.
Пожалуй, только перед этими девицами я и мог выпендриваться столь беззастенчиво. Впрочем, форум действительно был авторитетным, вот только я попал на него случайно.