Чисто семейное дело
Шрифт:
«Я перестала верить в искренность людей, — грустно размышляла она, наблюдая за ловкими движениями вновь появившегося официанта. — Ну почему обязательно должна случиться неприятность, неужели нельзя просто посидеть с красивым мужчиной в ресторане, чтобы потом не оказаться тюрьме или больнице? Чушь. Сиди, пей и получай удовольствие».
— Смею спросить, о чем вы все время думаете? — отбирая у нее сигарету и передавая вместе с пепельницей обслуге, спросил Илья.
— Да так… ни о чем. День сегодня странный.
— В каком смысле странный?
— Слишком много
— Хочу, — он слегка наклонился в ее сторону, — расскажи мне, что с тобой сегодня произошло. Я буду сидеть, смотреть в твои зеленые глаза и слушать.
Даша провела ладонью по лицу. От вина и его взгляда у нее начала кружиться голова.
— Во-первых, у меня глаза не зеленые. А во-вторых, лучше сначала ты расскажи о себе. Ты же первый подошел.
Молодой человек откинулся и забарабанил пальцами по столу. Огромные черные зрачки странно мерцали в слабом свете свечи, завораживали, гипнотизировали.
— Да мне и поведать-то особо не о чем. — Он задумчиво теребил салфетку. — Жизнь в Советском Союзе помню как в тумане — маленький был. Потом переехали в Вену. Учился. Родители хотели, чтобы я, как и они, стал музыкантом, но… — он рассмеялся, — у меня в ушах тамтамы — полное отсутствие музыкального слуха. Все детство надо мной охали, как же так, родители гении, а на мальчике природа отдыхает… До сих пор вздрагиваю при виде скрипки. Однажды, устав от охов и вздохов, подумал и стал ювелиром.
— Кем? — изумилась Даша.
— Ювелиром. Отличная еврейская профессия. Можно сказать, что от родных корней не оторвался.
— И что же ты делаешь? Сидишь в будке с лупой в глазу? — недоверчиво поинтересовалась она.
— Зачем, — Илья покачал головой, — у меня салон. В двух шагах от Санстефанплатц. Дизайн украшений разрабатываю сам, даже получил несколько наград.
— Понятно, — уныло вздохнула молодая женщина.
Где-то совсем рядом била ключом настоящая жизнь. Одни создавали элегантные украшения и продавали их в собственных салонах, а в обеденный перерыв ездили в Прагу пропустить стаканчик вина, другие что-то расследовали по дороге из Линца в Париж… Даже паразитская Светка мотается по Европе как подорванная. А она? Даром что живет в Праге. С тем, что видит каждый день, могла бы жить где угодно: стирка, готовка, уборка… А ведь ей уже тридцать.
— Даша, — прервал поток мрачных мыслей Илья, — еще чуть-чуть, и я сделаю себе харакири. Мне кажется, тебе со мной все хуже и хуже.
В ореховых глазах блеснули слезы:
— Это мне с собой все хуже и хуже…
Он осторожно взял ее за руку.
— Расскажи, что случилось.
— О чем рассказывать? — Даша с силой закусила губу, чтобы не расплакаться. — О том, что я целыми днями кружу по дому? Муж все время на работе, а когда возвращается либо ест, либо спит. Ребенок полдня в саду, полдня на моей шее. Уже пять лет я не работаю, друзей нет, при этом времени на развлечения тоже. О чем рассказывать? О недостиранном белье? Или о том, как в университете я мечтала стать великим искусствоведом, а стала паршивой домработницей?
Упиваясь
— Насколько я понимаю, сейчас это самая большая проблема в судьбе современной женщины. Хочется и карьеру сделать, и в девках сидеть неохота. Поэтому сначала в институт, потом в декрет. Идея хорошая, но, как известно, в раскоряку жить нельзя. Или — или.
Даша с тоской рассматривала витраж за его плечом. Цветное стекло живописно изображало жуткую сцену последних минут великомученика: несчастного то ли душили, то ли топили, в общем, безвинно убивали.
«Вот помер человек, так хоть память осталась. А я? Сгину, никто и не заметит». Ей захотелось к кому-нибудь прижаться. Хоть к дубовому столу.
— Если ребенок в саду, — продолжал Илья, цепляя вилкой ветчинный завиток, — иди работать.
— Здесь? — она горько рассмеялась. — Кем? Специализация у меня по русскому искусству. Надо заново идти учиться. В Союзе без диплома никуда не брали, а здесь и вовсе никто разговаривать не станет.
Мужчина сложил приборы и махнул рукой официанту , показывая на пустой бокал.
— Хочешь, я в Праге открою салон, все равно собирался расширять дело. Будешь у меня работать.
Даша поперхнулась.
— Прости, что ты сказал?
— Открою салон, будешь у меня работать, — и нежно прижал ее руку к губам.
«Хотела же посмотреть гороскоп, так нет, поленилась, — подумала молодая женщина, выдирая свою руку, — голову даю на отсечение, на сегодня у меня — смерть от кондрашки».
Его поцелуй, как ни странно, отрезвил, вернув способность рассуждать здраво. Красавец-ювелир, или кто он там был на самом деле, не мог влюбиться в нее ни с первого взгляда, ни со второго. Лет пять назад, может быть, но сегодня… Если только в фотографию на паспорте.
«А может, он и вправду маньяк?» — перед глазами возник эпизод с Ольгиной грудью.
— И кем же я там буду, — с усмешкой поинтересовалась она, — швейцаром? Или мне уготована блестящая карьера продавщицы? Представляешь, как будет здорово: в нагрузку к элегантным подвескам не менее очаровательная история о первых серьгах, выкопанных Вулли в Уре. Как ты думаешь, повысит это торговый оборот? Или, например, могу напильником бриллианты обтачивать…
В глазах собеседника блеснул злой огонек.
— А кем же ты хочешь быть? Биллом Гейтсом с лицом Софи Лорен?
— Нет, Софи Лорен с лицом Билла Гейтса. — Встав, она взяла в руки сумочку, намереваясь гордо швырнуть деньги на стол и удалиться. Не хватало еще, чтобы каждый сопляк (а он, очевидно, был младше) вел себя как отец-кормилец.
Но, раскрыв кошелек, молодая женщина с ужасом сообразила, что вот этого как раз и не нужно было делать. Мелочи набиралось приблизительно доллара на два. Высыпать их на стол и уйти — оставить по себе память городской сумасшедшей. Сцена впечатляла: оскорбленное достоинство с разинутым ртом смотрит в пустой кошелек.