Чисто семейное дело
Шрифт:
Илья с удивлением взирал на нее снизу вверх.
Не вовремя подошедший официант также замер в ожидании.
— Мелочь ищу, в туалет сходить, — брякнула Даша первое, что пришло в голову. Мужчины переглянулись.
— У нас бесплатно, — наконец вымолвил официант, раздумывая, чем вызван ее вопрос — дурным воспитанием или приступом воинствующего феминизма.
— Ты вернешься? — на всякий случай крикнул ей вдогонку Илья.
— Конечно, — как можно язвительнее ответила она, не оборачиваясь, — нам ведь нужно еще обсудить условия контракта.
7
Прикрыв дверь дамской
Восьми часов постоянного стресса, пары комплиментов и одного поцелуя хватило, чтобы после долгого перерыва к ней вновь вернулась уверенность в себе и способность думать о чем-либо, кроме семьи. Этот красавчик прицепился неспроста. Но, с другой стороны, если его так заинтересовали Ольгины прелести, какого черта он позвал все-таки ее?
А может, действительно сегодня со звездами проблемы — с утра Светка… И тут Даша ахнула, пораженная внезапным озарением. Сомнений нет, ювелиру с невнятной национальностью и венскими номерами нужна была Лунина. Рубь за сто, что красотка Сью обчистила его салон.
Она горько рассмеялась: так ему и надо. Не будет рот разевать на длинноногих барышень. Привык, что все млеют от его красоты, вот и расслабился.
Все становилось на свои места: Светка Илью ограбила и сбежала, он сразу же передал ее фотографии в полицию, а те в свою очередь на телевидение или в газеты. А может, ювелир и сам заплатил паре изданий. Сол в Линце, почитывая за завтраком утреннюю газету, увидел Светкину фотографию и вспомнил, что где-то эту девицу уже встречал. Пятьдесят обещанных процентов — это половина награды за поимку вора. Все ясно.
Однако вместо облегчения молодую женщину неожиданно охватила ярость.
«Скотина, жлоб проклятый, значит, там он предлагает вознаграждение, а из меня хочет вытянуть нужную информацию за тарелку супа. Да пусть хоть удавится, ничего не скажу!»
Решительно тряхнув рыжей шевелюрой, Даша вышла из туалета, при этом хлопнув дверью так, что немногочисленные посетители ресторана перестали есть и удивленно оглянулись, не рухнули ли стены.
— Я обдумала твое предложение, — не присаживаясь, произнесла Даша и сухо поджала губы, — оно решительно мне не подходит. У меня принцип — не работать в подчинении у человека, с которым хочется переспать. Так что ничего не выйдет. Прощай.
Давно замечено, что красивых людей особенно портит глупое выражение лица. Илья стал похож на рыбу, которую вынули из воды и дали по жабрам.
— Подожди, — в отчаянии выкрикнул он, — подожди, не уходи! Нам обязательно нужно встретиться еще раз.
— Зачем? — холодно поинтересовалась молодая женщина, — я замужем, а мужья, к сожалению, не оценивают подобной дружбы.
— Но ты же пошла со мной в ресторан, — злой огонек снова появился в черных глазах.
— Ну и что? Тогда я хотела есть и не хотела с тобой спать. Теперь все наоборот.
Даша ничем не рисковала, каждая женщина знает, что лучший способ отбить у мужчины охоту к легкому флирту — это равнодушно осмотреть его с ног до головы как кусок свинины за рупь двадцать, мол, с качеством все ясно, да больно цена неподходящая,
Глава 3
1
Кобург, небольшой прелестный городок, расположенный почти в самом центре Германии, утопал в зелени. Кроны столетних деревьев, переплетаясь широкими, разлапистыми ветвями, превращали его в прохладную, тенистую беседку, в глубине которой прятались по-немецки добротные особняки. В одном из таких особняков и поселилось семейство Либерманов.
Как и подобало приличному немецкому городу, Кобург был насквозь пронизан несокрушимым бюргеровским спокойствием, что вызывало в Левиной душе, привыкшей к разгульному шуму московских улиц, глухую неприязнь как к ни в чем не повинному Кобургу в отдельности, так и ко всей Германии в целом. Язык давался с трудом, а громкая немецкая речь, даже через пять лет проживания здесь, заставляла вздрагивать, будоража генную память.
Во время Отечественной их семья сильно пострадала, но тем не менее, когда пришло время выбирать новую родину, Либерманы дружно указали в сторону Германии. Во-первых, как настоящие евреи, они и в мыслях не могли допустить переезда в Израиль, ну а во-вторых, опять-таки как истинные дети своего народа, справедливо рассудили: кто нам жизнь загубил, тот пусть теперь сам мучается.
Поначалу Лева надеялся, что со временем сможет смириться и с немцами, и с их образом жизни, но… годы уходили, а он по-прежнему не мог найти себе места в этой чужой, неприветливой стране. Искусствоведом Лева был лишь благодаря записи в дипломе, без практики никуда не брали, как, впрочем, и с практикой — безработных и своих хватало, а ни к чему другому его организм приспособлен не был.
В конце концов он принял разумное решение: не забивать себе голову всякими глупостями, а вести светский образ жизни, то есть чтение, спорт, театры. Единственное, что беспрестанно отравляло и без того гнусное существование сибарита в изгнании, так это настойчивое любопытство трудящихся немцев, чем же он все-таки там занимается, как, собственно, зарабатывает на хлеб насущный?
Поначалу на вопрос о работе бывший советский гражданин весело отшучивался, мол, все деньги уже заработал и теперь на заслуженном отдыхе. Получив такой ответ, многие принимали его за издевательство, другие за слабоумие, а третьи со словами «вечно мы должны жидов кормить» начинали подсчитывать, сколько же у него может быть денег.
Наконец, устав от сплетен и пересудов, Лева заявил, что он вот уже несколько лет работает над созданием наиподробнейшей монографии о Древнем Египте. Тому, слава богу, насчитывалось тридцать веков и посему ближайшие сто лет можно было спокойно писать одно только вступление.
2
На самом же деле деньги, которые позволяли ему вести образ вольного художника, имели более прозаическое происхождение и название, а именно «невозвращенный кредит».