Чисто убойное дело
Шрифт:
– Вы всё правильно сделали! – обняла ее Яна. – Идите к себе и ждите от меня сигнала.
– Яна, я боюсь за тебя! Вряд ли ты общаешься с такими типами. Может, сразу же вызовем полицию? Он такой… своеобразный.
– Я поняла, успокойтесь. Я буду очень осторожна.
Яна сунула ноги в меховые тапки и пошла к входной двери. На цыпочках, чтобы не шуметь. Она заглянула в «глазок» и тут же открыла дверь.
– Витольд Леонидович?! Вот так встреча! Что вы тут делаете? – с перепугу Яна перешла на «вы». – Видок у тебя…
– Мне поговорить надо, поговорить…
– Да, я это! – Яна втащила его в дом и усадила на диван в гостиной.
Руки Витольда Леонидовича действительно тряслись.
– Яна, помощь нужна? – заглянула в гостиную Стефания Сергеевна с утюгом в руке.
– Всё нормально, Стефания Сергеевна, это мой друг, ваш питерский светило, известный патологоанатом, – представила друга Яна.
– Боже, я же вас знаю! – пригляделась к гостю хозяйка дома. – Мы знакомы! Просто вы в таком виде, что я вас не узнала, – она опустила утюг. – Не буду вам мешать. Пойду, сварю вам кофе, – и воспитанная дама тактично удалилась.
Яна вопросительно уставилась на патологоанатома.
– Что случилось, Витольд, после того как мы с тобой попрощались? Тебя прямо одного оставить нельзя. Мы же хотели отдохнуть.
На этом слове Витольд Леонидович вздрогнул и часто-часто заморгал.
– А ты забыла о своей просьбе? Ты же сама попросила взять из лимузина бутылки.
Яна принюхалась к нему незаметно, про себя отметив, что запаха алкоголя нет.
– Ты мне к-ключи дала, я им-ми и открыл, – заикаясь, продолжил приятель и набрал воздуха в лёгкие, задерживая дыхание. – Фу-у-у… Открываю я… А там труп! – Он закрыл от ужаса глаза, словно не желая вновь видеть страшную картину.
Заикание внезапно перекинулось на ошарашенную Яну:
– К-какой труп-п?!
– Ты не поверишь! Аглаи Алмазовой.
Яна захлопала ресницами.
– У тебя так коллеги шутят? Опять подбросили труп Алмазовой? А ты точно не пил алкоголь из бара? – вдруг догадалась Цветкова.
Приятель больно схватил ее за руку:
– Да не пил я! Не пил! Открыл машину, заглянул, а там мёртвая женщина. Я чуть сам от ужаса не умер. Пригляделся, а это снова Алмазова! Господи помилуй! Пока приходил в себя, мне на ум пришло присмотреться получше. Посмотрел и понял, что это не Аглая, а, скорее всего, ее сестра, Анастасия.
– Ты что? Как ты это понял?
– Ну, я всё-таки патологоанатом. Осмотрел Абрикосову и увидел отличия. Могу предположить, что ей пробили голову в районе затылка. Напомню, что Алмазову задушили.
Яна вскочила и нервно стала мерить шагами гостиную.
– Как же это? Господи, Настю убили! А сегодня решающий спектакль! Комиссия! У нее главная роль… Сказка «Морозко»…
– Яна, какая «сказка»? У меня снова труп! Я не знаю этих женщин. Почему я постоянно в гуще событий? Вот Тимофей твой знал Аглаю, а я тут при чем?
– Кстати, об Абрикосовой… Можешь предположительно определить время смерти? – спросила Яна, судорожно заплетая волосы в длинную, тяжёлую и влажную косу.
– Убита часов шесть-восемь назад.
– У Мотова алиби. Он же задержан? Значит,
Витольд Леонидович отрицательно покачал головой.
– А почему ты думаешь на Тимофея? Да их мог убить кто угодно. Пока мы не поймём мотив преступления, найти убийцу будет сложно.
– Ты полицию вызвал?
– Конечно. С меня взяли показания. Яна, я просто с ума схожу от всего этого. Я хоть патологоанатом, но нервы у меня ни к чёрту!
Яна сорвалась с места и понеслась на второй этаж в свою комнату. Витольд Леонидович поспешил за ней, но она захлопнула дверь перед его носом. Он деликатно постучал:
– Яна, что мне делать?
– Витольд, не мешай, я одеваюсь! Мне нужно срочно в театр. Только я могу спасти труппу от краха.
– О чём ты? От какого краха? При чем тут театр, Яна?
– Это всё ужасно, Витольд! Но я должна ехать на спектакль.
– Не понял? – прислонился он лбом к двери.
– У тебя в морге ведущая актриса. Она должна была играть в спектакле, на который приглашена представительная комиссия. Эта комиссия должна решить судьбу этого театра, понимаешь? В этом провинциальном театре всю жизнь служат мои мать и отец. Я не могу их бросить в такой момент!
– А при чем тут ты? Чем ты им поможешь? – не понял Витольд Леонидович. – Сообщишь, что спектакль отменяется в связи со смертью ведущей актрисы?
– Ты что? Этот спектакль должен состояться даже при Армагеддоне! Я сама выйду на сцену, – ответила Цветкова, с грохотом носясь по гардеробной.
– Ты? Ты же не актриса! – не понимал Витольд Леонидович.
– Друг мой, ты плохо меня знаешь. Мне звание заслуженной артистки давали, когда я с цыганами зажгла! Эх, отказалась я, совесть не позволила. Я росла в театре за кулисами, это же был мой второй родной дом… Я не пошла в театральное училище, захотела стать врачом, и преуспела на этом поприще. Но театр мне очень близок, понимаешь?
– Понимаю. Но не понимаю, чем ты можешь в данном случае помочь?
– Я выйду вместо Абрикосовой.
– Ты? Без репетиций?
– Мне репетиции не нужны. Я этот спектакль могу сыграть одна за всех актёров, видела его тысячу раз. Потом импровизацию тоже никто не отменял. Это же сказка! Вот если бы нужно было сыграть «Гамлета» – здесь я пас. Шекспир – не моя сфера.
– А как ты объяснишь свое появление вместо Абрикосовой? Расскажешь о ее гибели?
– Чтобы спектакль сорвать? Нет, конечно! Артисты – люди чувствительные. Скажу, что Настя заболела.
Яна рывком открыла дверь, и Витольд Леонидович чуть не ввалился в комнату. Он уставился на подругу, словно увидел что-то странное. И его можно было понять. Яна нарядилась в обтягивающее трикотажное платье малинового цвета с ненавязчивым люрексом, замшевые черные сапоги на высоченных шпильках и замшевую меховую куртку с капюшоном. Мокрая коса лежала у нее на груди, глаза горели.
– Всё! Надо бежать! А ты поезжай в морг, звони Петру Ольшанскому, я ему по дороге тоже звякну. И дальше следуй его указаниям, – скомандовала Яна, сбегая вниз по лестнице.