Чистое сердце
Шрифт:
Путь их не был долгим: незнакомец привел полковника к тому самому месту, где была привязана его лошадь. Возле лошади полковника стояла теперь другая. Здесь незнакомец остановился.
— На коней! — сказал он.
— Зачем? — спросил молодой офицер.
— Да для того, чтобы уехать отсюда, черт возьми! Разве вы не возвращаетесь в Гальвестон?
— Да, я еду туда. Но…
— Но, — перебил его незнакомец, — вы были бы не прочь побродить еще немного возле того дома, где я увидел вас. Не правда ли?
— Сознаюсь в этом.
— Так
— Я это признаю. Но теперь потрудитесь сообщить мне вторую причину.
— Она очень проста: вы рискуете тем, что вас каждую минуту могут угостить пулей, а вам известно, что техасцы довольно недурные стрелки.
4
Инсургенты — повстанцы.
— Конечно! Но и вам также известно, что для меня это несущественно!
— Позвольте. Храбрость, по моему мнению, состоит не в том, чтобы подвергать свою жизнь опасности, а в том, чтобы не дать себя убить из-за пустяка.
— Благодарю вас за наставление, кабальеро.
— Так мы едем?
— Тотчас же после того, как вы мне сообщите, кто вы и куда едете.
— Черт возьми! Меня удивляет, что вы до сих пор меня не узнали, потому что мы друг с другом были некогда в отношениях если и не особенно близких, то, по меньшей мере, приличных.
— Очень может быть. Голос ваш мне знаком; мне помнится, я уже слышал его где-то. Тем не менее я положительно не могу припомнить, где именно это было и при каких обстоятельствах.
— Черт возьми! Позвольте мне сказать вам, полковник, что память у вас коротка! Впрочем, со времени нашей последней встречи произошло столько событий, что немудрено, что вы меня забыли. Двумя словами я напомню вам все. Я — Джон Дэвис, бывший торговец невольниками.
— Вы? — воскликнул полковник в удивлении.
— Да, я.
— А-а, вот как, — продолжал полковник, гордо скрестив руки на груди и глядя ему прямо в лицо, — в таком случае мы должны свести друг с другом кое-какие счеты!
— Насколько мне помнится, полковник, у нас с вами не было никаких счетов.
— Вы забыли, господин Джон Дэвис, каким образом вы воспользовались моей доверчивостью, чтобы изменить мне?
— Я? Вы ошибаетесь, полковник! Я, слава Богу, не похож на мексиканца, а потому сделать этого не мог. Я служил своей стране так же точно, как вы служите вашей, вот и все. Во время революции каждый — сам за себя, вам это известно.
— Эта поговорка, быть может, подходит к вам, мистер Джон Дэвис, я с этим согласен. Что же касается меня, то для меня закон чести один — он предписывает мне совершать поступки открыто, высоко подняв
— Гм! На это можно многое возразить, но не об этом речь в настоящую минуту. Доказательством того, что вы несправедливы ко мне, может служить хотя бы то, что всего за несколько минут перед тем жизнь ваша была в моих руках, и я не воспользовался этим.
— Очень жаль, потому что, клянусь вам, если вы не станете защищаться, то я лишу вас жизни сию же минуту! — сказал полковник, взводя курок своего пистолета.
— Вы это говорите серьезно?
— Совершенно серьезно, поверьте мне.
— Вы — сумасшедший! — сказал Джон Дэвис, пожав плечами. — Какой черт внушил вам мысль убить меня?
— Будете вы защищаться? Да или нет?
— Подождите одну минуту! Что вы за человек такой? С вами просто невозможно прийти к соглашению!
— Говорите, но покороче!
— О, что касается этого, то вам известно, что я не люблю длинных разговоров.
— Я вас слушаю.
— Месть только тогда хороша, когда она приносит полное удовлетворение. Выстрел был бы сигналом к вашей смерти, потому что вы будете окружены и настигнуты прежде, чем вы успеете закинуть ногу в стремя. Вы ведь это знаете, не так ли?
— К делу мистер Дэвис! Я тороплюсь!
— Вы согласны с тем, что то, что я говорю, не трусливая увертка с моей стороны с целью избавиться от поединка?
— Я знаю, что вы храбры!
— Благодарю! Я не стану оспаривать серьезности повода, который вам угодно было представить мне для вашего вызова, повод — ничто для таких людей, как мы с вами. Но я даю вам честное слово быть к вашим услугам в тот день и час, когда вам заблагорассудится вызвать меня на дуэль, будь то при участии свидетелей или без таковых. Согласны вы на это?
— Но не лучше ли нам сесть на лошадей, выехать в поле, расстилающееся перед нами, и довести дело до конца сейчас же?
— Меня бы это устроило, но, к сожалению, я вынужден отказаться от этого удовольствия. Повторяю вам, что мы не можем драться, по крайней мере в настоящую минуту.
— Но почему? Почему?! — воскликнул молодой человек с лихорадочным нетерпением.
— Вот по какой причине, если уж вы непременно хотите знать: военачальники техасской армии дали мне в высшей степени важное поручение к генерал-губернатору Гальвестона, генералу Рубио, и вы слишком благородны, чтобы не понять, что я не имею права рисковать жизнью, которая в данное время принадлежит не только мне.
Полковник поклонился с изящной вежливостью, и заткнув свой пистолет за пояс, проговорил:
— Я весьма сожалею о том, что здесь произошло. Извините меня, сеньор, что я не сумел сдержать своей гневной вспышки. Я сознаю, насколько ваше поведение было благоразумно и деликатно. Смею надеяться, что вы извините меня.
— Забудем о том, что здесь произошло, полковник. Как только я исполню поручение, я буду к вашим услугам, а теперь, если ничто вас здесь не задерживает, поедем вместе в Гальвестон.