Чистые
Шрифт:
Трава была влажной от утренней росы, которая, ещё не высушенная солнцем, сверкала и переливалась в его лучах ярким разноцветьем. Штанины тут же пропитались искрящейся влагой, потяжелели и облепили ноги, мешая идти, но для Сирши это было частью новой игры с домом. Ей хотелось видеть его снова живым, как в детстве.
За домом, в глубине разросшегося и одичавшего сада, Сирша отыскала родник. Весело журчала вода, перекатывала крохотные песчинки, переворачивала небольшие камушки, любуясь их гладкостью – своей упорной работой. У больших камней она рассерженно вскипала, не в силах сдвинуть
Сирша набрала в ведра мокрого песка и воды и принялась яростно тереть их круглые бока. Потемневший металл, от безделья слегка тронутый ржавчиной, начал очищаться, весело поблёскивая под напористыми движениями девушки. И вот оба ведра, вымытые, стоят вверх дном, а неугомонная хозяйка тащит котлы и сковороды, подвергая их той же участи.
Оставив посуду сохнуть, Сирша потащила в дом воду. Пока она чистила утварь, вспомнила, где взять кремень и дрова. В саду же нашлось множество сухостоя, который был тут же притащен в дом. Вместе с взятым девушка прихватила сухой коры и мха.
Дрова нашлись за печью, словно поджидавшие её прихода. Приготовленные ещё бабушкой, они лишь немного отсырели в закрытом доме, напившись влаги из воздуха.
Всё было уложено в печь таким образом, чтобы сырые поленца были сверху, а в середине – сухие ветки и мох, которые точно сразу займутся огнём. Волнуясь, Сирша зашарила рукой по лежанке. Ничего. Поочерёдно заглянула в тёмные печурки, и вот тут-то повезло: в глубине одной из них, под трубой, нашлось огниво, которое она и искала. Девушка просияла довольной улыбкой: огню быть!
Через несколько минут печь осветилась шаловливыми язычками пламени. Дрова ещё не взялись, лишь дымились, подсушиваясь от набирающего силу пламени. Немного понаблюдав за огнём, Сирша прикрыла окно печи заслонкой.
– Ну вот, теперь огонь выжжет эту противную вонь осиротевшего дома, – пробурчала она под нос, морща его от всё ещё стоявшего запаха нежилого. – А хорошо бы что-то поесть… – заметила она и, взяв из бабушкиного шкафа какую-то книгу, снова вышла в сад.
Освещённый полуденным солнцем, он казался живым существом, что-то тихо шепчущем зелёными устами. Сирша вздохнула: птиц до сих пор не было слышно, и это напрягало.
Взятый травник помогал отыскать съедобные травы и коренья. Составленный заботливой бабушкиной рукой, он разворачивался подробными рисунками и советами по использованию того или иного растения. Вооружившись лопатой, Сирша выкапывала всё новые и новые коренья, оборачивала их громадными листьями и складывала возле сушащихся котлов у ручья. Туда же отправлялись и найденные грибы. В ряд лежали они с лапчаткой, лакричником, пастернаком, одуванчиком и диким луком.
«И питьё, и еда, да даже сладкое у меня будет! Вот вымочу и приготовлю вечером. Пир будет!..»
Стало грустно. Пир для одного человека?.. Сирша вспомнила, какие устраивались совместные с Ладой посиделки, их неугасимое веселье, несмотря на разницу в возрасте, приготовление новых необычных кушаний. Принимала участие и Марка, вертясь возле стола в ожидании угощения.
– Что это я! Сижу, а дел ещё!.. до
Действительно, дел всё ещё не становилось меньше. Девушка поворошила прогоревшие дрова, подбросила новые. Печь начинала нагреваться, пыхтела, раздувая каменные щёки, с треском пережёвывала свою деревянную пищу огненными зубками. Она благодарно гудела свою дымную песенку, аккомпанируя себе ветром в трубе.
Вымытые в ручье коренья, травы и грибы Сирша порезала, замочила в котле.
– Как приберусь – наготовлю вкуснятины! – пояснила она кому-то, поучительно выставив палец.
Окна и дверь были распахнуты настежь, даже небольшие форточки не отворяющихся окон были открыты, и в них волнами врывался свежий воздух, вытесняющий старый. В воздухе стоял туман взметнувшейся пыли. Он золотисто клубился в солнечных лучах, ясно рисуя их, как по линейке, чтобы затем, в сумрачной глубине комнаты, растворить в своём нутре.
Грязные вещи Сирша комом выволокла на улицу.
– Потом постирать что ли… – она отнесла узел к ручью и, подумав, вывернула вещи прямо в воду, придавив камнями. – Пускай промываются от пыли, а потом уж я доделаю оставшееся.
Голик девушка умудрилась насадить на черенок от лопаты, сделав себе ладную метлу, которой она принялась шуршать в доме, наполнив его оживлённой работой.
Подкладывая иногда в печь дровишки, Сирша выскребала все углы от мусора, скопившегося за годы. Она двигала мебель, обметая пыль с её поверхностей, снимала паутину и труху со стен, потолка, подоконников. Метла мелодично шурхала, потрескивали в печи поленца. Сирша затянула песню, слова которой въелись в память каждой буковкой, множество раз петые матерью и бабушкой.
Свет в тебе –
Разгонит мрак.
Не отдай его за «так»,
Не продай за звон монет!
Ты позволь ему гореть;
Он согреет в холода
И поможет, коль беда.
Силами тебя не обделит.
Коль затушишь – аконит…
Стоит только раз упасть –
Разверзает бездна пасть,
Темнота затянет в омут,
Закружат грехов водовороты…
Ты гори, свети, не гасни!
Знай, ведь это не напрасно!
Твой огонь пускай кипит:
Люсдельбена цвет растит…
Сор сгорел в печке так быстро, что Сирша и зевнуть не успела. Она засмотрелась на огонь:
«Вот так года горят, в мгновение, в жарком огне жизни. И не заметишь, как прогорят, оставив только остывшие угольки…»