Чистый грех
Шрифт:
Что ж, хоть они и притомились, а на душе было хорошо: маневр провели быстро и удачно, и теперь племя в относительной безопасности.
Можно вздохнуть с облегчением.
И поэтому мужчины слегка благодушествовали, говоря о будущем.
Тут полог двери распахнулся, и вошла молодая женщина с горшком небольших сладких лепешек.
— Если не ложитесь спать, — сказала Весенняя Лилия, — то, думаю, ореховые лепешки будут вам ко времени.
— Хватит, посидели, и довольно, — сказал Джеймс. — Не знаю, как вы, а я иду спать. Так что, извините, друзья. А пару лепешек
— Пожалуй, присоединюсь к тебе, — кивнул Белая Выдра. — Уже рассвет не за горами.
При этом он со значением посмотрел на Адама. Оба кузена вышли, оставив брата наедине с Весенней Лилией.
— Мои друзья проявили похвальную тонкость чувств, — с улыбкой произнес Адам.
— Быть может, неделикатность проявила я, — молвила Весенняя Лилия, ставя горшок на пол. — Не стоило мне вторгаться. Я помешала вашей беседе.
— Ничего, ничего, — сказал Адам. До пояса голый, он сидел в расслабленной позе, устало прива-лившись к плетеному подспиннику. — Ты всегда поступаешь правильно. А вообще-то деликатностью я сыт по горло — она у меня в печенках сидит.
Весенняя Лилия верно поняла намек, потому что сказала:
— А Белая Выдра сообщил, что твоя жена уехала, и уже давно.
— Для меня ты по-прежнему жена моего брата, пусть он и погиб.
Законы племени допускали и даже поощряли брак со вдовой брата. Поэтому слова Адама были не более чем вежливым способом сказать, что женитьба на Весенней Лилии не входит в его планы.
— А что за желтоглазая живет на твоем ранчо?
Абсароки всех бледнолицых женщин по традиции называли желтоглазыми.
— И все-то вы тут про меня знаете! — добродушно усмехнулся Адам. — Эта желтоглазая надолго не задержится… А тебе я хочу сказать — ты член моей семьи. И я свои обязанности знаю.
— Ты уже оказал немалую помощь и мне, и моим детям. Спасибо. Не смею, просить тебя о большем. Но тебе нужна женщина, Тсе-дитсира-тси! Мы с тобой ночами мешали наше дыхание, когда были совсем молодыми — до того, как я вышла замуж за твоего брата… Я уверена, что смогла бы сделать тебя счастливым.
— Хорошие были времена, беспечные, — тихо произнес Адам и мечтательно улыбнулся, вспоминая прошлое. С тех пор как бледнолицые нашли здесь золото, все пошло кувырком… — Ну, а нынче все иначе, — сухо заключил он, поиграв желваками.
Адам имел в виду и то, что для индейцев наступили совсем тяжкие времена, и то, что сам он уже не молод и строже относится к себе. Одно дело юношей — принимать участие в любовных играх молодежи, и другое — уже зрелым человеком выказывать знаки внимания индейским девушкам и одиноким женщинам. Не раз случалось Адаму преодолевать соблазн, когда ему на шею бросалась очередная хорошенькая абсарочка. Незаконному ребенку он не сможет дать полноценное и достойное воспитание, а значит, не стоит и рисковать. В клане нет жестких моральных норм, и мать-одиночка косых взглядов не вызывает — родственники просто обязаны помогать ей растить ребенка. Но Адама, сколько бы он ни содействовал воспитанию незаконного отпрыска, будет вечно терзать чувство, что он чего-то недодал ему. Словом,
Словно опять угадав его мысли, Весенняя Лилия сказала:
— Никто не принуждает тебя, Тсе-дитсира-тси, постоянно оставаться в становище. Просто позволь мне иногда доставлять тебе удовольствие…
— Расскажи-ка мне лучше о братниных детях. Доставь мне это удовольствие. И не искушай меня тем, чего я взять не вправе.
— Чего не хочешь взять, упрямец! Вот рассержусь и возьму тебя силой! Я крепкая! Очень!
Адам рассмеялся.
— Ну, сегодня ночью у нас будет нечестный бой. Я смертельно устал.
— Еще бы тебе не устать! Эта желтоглазая все соки из тебя повытянет. Джеймс сказал, что последние дни ты вообще не спал — она от себя не отпускает.
— Уж очень длинный язык у Джеймса! — досадливо вздохнул Адам. Но при одном упоминании восхитительной Флоры Бонхэм кровь весело заиграла в его жилах.
— Что Джеймса корить? Он правду говорит, — хмуро бросила Весенняя Лилия. — Тсе-дитсира-тси, хоть имя ее назови.
— Да будет тебе! Уехала она.
— Насовсем? — пытливо заглядывая ему в глаза, спросила подруга его юных дней. — И как же ты без нее жить-то станешь?
Адам молча потупился. Пауза затягивалась. Наконец он со вздохом сказал:
— Как, как… Как прежде. Жил как-то раньше… К тому же вот и Люси у меня есть. Дочь и родной клан — это уже немало.
— Стало быть, с графиней кончено?
— Искренне уповаю, — с кривой усмешкой произнес Адам. — Так давно хотел с рук сбыть, что никак в свое счастье поверить не могу… Однако ж ты здорова мучить вопросами сонного человека. Иди к своим детишкам, а допрос отложи до утра, когда я буду посвежее.
— Не думай, что отделался от меня, Тсе-дитсира-тси! До утра так до утра. Но я и дальше буду терзать тебя — пока не скажешь «да».
— Только этого мне и не хватало, — усмехнулся Адам. — Целеустремленной женщины рядом со мной.
— Смейся, смейся, — с задорной улыбкой отозвалась Весенняя Лилия. — И все же моя решимость тебе бы помогла. Короче, к завтраку жди меня — и детишек.
Тут он просто-таки расплылся в улыбке.
— Только, чур, готовишь ты!
— Стану я с детьми есть твою стряпню! А потом дашь Медвежонку урок верховой езды.
— Что еще прикажете? — ехидно спросил молодой человек.
— И волосы мне расчешешь, — сладким голоском невозмутимо ответила Весенняя Лилия.
— Ха! Выдумала! — воскликнул Адам, улыбкой смягчая грубость своих слов. — Ищи другого патлы тебе чесать!
— А вот и поищу!
— Хоть я и валюсь с ног, но ум за разум у меня еще не зашел!
— А своей желтоглазой патлы чесал?
Увы, нет, вздохнул про себя Адам. Если и случалось проводить гребнем по Флориным великолеп-ным волосам, то всегда наспех, торопливо приводя в порядок ее прическу. А для абсароков именно это величайший знак любви — когда мужчина расчесывает волосы женщины.